Он никогда не желал ее делить с кем бы то ни было, не намеревался терять ее заботу, расставаться с ее бредовым чувством юмора, лишаться ее ласковых и боязливых прикосновений. Мысль о том, что это могло достаться и приносить незаслуженное удовольствие другому, шпарила его обрывающиеся внутренности.
Внешняя непроницаемость, которой он час от часу прикрывался, как щитом, — лишь маска, за которой спрятаны настоящие чувства.
Она увлеченно рассматривала горящую сине-розовым вывеску дорого отеля, а он — ее.
Когда кто-то не оставляет тебя сутками напролет, а потом в один миг исчезает, ты чувствуешь себя никому не нужным, брошенным и позабытым человеком, то есть тем, кем ты есть на самом деле.
Рассчитывать на кого-то — огромная ошибка. Не нужно так же и сближаться даже с тем, кого любишь, потому что в один чертов миг этот кто-то скажет, что ты ему больше не нужен, и выставит за дверь, как чужой чемодан, которого нарочно бросили, и который занимает слишком много места и мешает.
Она была ужасно угнетена, будто над головой парила невидимая туча грусти и поливала ее прозрачным дождем тоски, не позволяя оправиться. Она оказалась никому не нужной: никто ей не звонил, не писал, не звал завтракать или ужинать и не желал спокойной ночи. Никто больше не называл ее солнышком, она не входила ни в чьи планы на жизнь, ее никто не замечал. Она была мимопроходящей возле чужого счастья, безразличия, горя, чувствуя себя совершенно пустой и неуместной в этом мире, точно вырезанной бумажной фигурой из журнала.
Неподвижно лежа дни напролет в постели, она придавалась внутренним монологам, стараясь разобраться, почему ее все бросают, будто она на самом деле ничего не значила, будто она — воплощенный символ ненужности, от которого необходимо избавиться, ибо таково его изначальное предназначение.
Люди странным образом чуют рядом с собой одинокого, брошенного человека, слишком уязвимого, и инстинктивно сторонятся его, боясь заразиться этой отвратительной патологией.
Она наивно предполагала, что так или иначе все закончится, она свыкнется, что ее позовут обратно. Но никто не звал, а она отчаянно ждала. Никто, видимо, не желал ее звать.
Ни один человек, имеющий все-все, не поймет по-настоящему того, у кого ничего нет; того, у кого нет кому улыбнуться в ответ; того, у кого нет кому сказать «спасибо» за то, что для него разогрели пиццу и приготовили чай; того, у кого нет рядом человека, которого можно укрыть одеялом и чмокнуть в лоб или нос. Ни один человек, имеющий все-все, не поймет, почему некоторые решают прервать обрушившийся поток невезения, провалов и депрессий.
Распознающаяся по телу предсмертная легкость, была в много раз слаще и прекраснее, ибо она избавлялась не от жизни, а от чувств.
Я беспокоюсь за тебя, правда, беспокоюсь. Если с тобой что-то случится — я себе этого никогда не прощу. Ты единственная, кто мне нужна. Единственная, ради кого я живу.
Видишь ли, я человек простой, во всем отвечаю взаимностью. Ты сделал мне пакость — я тебе глотку перережу.
С глубокомысленными людьми всегда нужно быть настороже. Ибо смотришь им в глаза, — и видишь безграничную мудрость, а на самом деле они планируют твое убийство и держат нож за спиной. Или же планируют тебя украсть и присвоить.
Дом — это место, где тебя любят и ждут. Меня уже давно никто не ждет домой.