… все самое искреннее и достойное в нашем несовершенном мире, то, ради чего стоит дышать, сосредоточено в слившихся устах, в сплетенных руках и в сияющих глазах, обращенных друг на друга…
— Бернарда просила ничего не говорить.
— Что именно не говорить?
— То, что в этом месяце у нее задержка.
— Задержка? Она что, составила график подготовки к свадьбе??
Научно доказано, что любой младенец нескольких месяцев от роду способен безошибочно почувствовать тот самый критический момент среди ночи, когда родителям удалось наконец задремать. Тогда он поднимает рев, чтобы взрослые ни в коем случае не продрыхли дольше тридцати минут кряду.
Если в нем и было что-то от гения, то разве только дурной характер.
Потом, пока я раздевал ее дрожащими пальцами в розоватом свете свечей, она загадочно улыбалась и ловила мой взгляд, словно желая мне показать: все, что когда-либо приходило или еще придет мне в голову, гораздо раньше пришло в голову ей.
Я кивнул, сгорая от стыда. Мой друг всего несколько часов назад заплатил сломанными ребрами за мое спасение, а я думаю о застежке лифчика.
… на мгновение мне пришла в голову мысль, что там, впереди, есть только призраки потери и небытия, а этот окружающий меня свет нереален, мимолетен, существует лишь считанные секунды, покуда я способен удержать его взглядом.
— Книга у некоего Адриана Нери. Музыканта. Думаю, вы слышали о нем.
— Нет, не слышал, и это худшее, что можно сказать о музыканте.
Если бы я был в состоянии спокойно размышлять, то, наверное, понял бы, что мое преклонение перед Кларой приносит одни страдания. Может, именно поэтому я все больше восхищался ею, следуя глупому людскому обычаю любить тех, кто причиняет боль.
Я думал о том, как мало могу предложить ей и как много мне от неё хотелось бы получить.
В тот туманный и дождливый вечер Клара Барсело похитила мое сердце, дыхание и сон. Под покровом колдовского сумрака Атенея ее пальцы начертали на моем лице проклятие, которое преследовало меня долгие годы.
Я смотрел на ее легкие руки, сложенные на коленях, на точеную фигуру, угадываемую под складками одежды, на рельеф ее плеч, прозрачную бледность шеи и разрез губ, к которым так хотелось прикоснуться. Прежде мне никогда не доводилось так близко разглядывать женщину, не опасаясь встретиться с нею взглядом.
Я смог лишь покачать головой, не в силах отвести взгляд от лица фарфоровой куклы с бесцветными глазами, – таких грустных глаз мне еще не доводилось видеть.
Она говорила на языке рельефа отзвуков, цвета голосов, ритма шагов.
- 1
- 2