Может, это горное солнце влило свой блеск в детские глаза?
Приятен либо холодный, либо горячий напиток, а в тёпленьком нет никакого вкуса.
Прекрасная и совершенная в своей красоте чашка сама по себе не может вызывать горьких мыслей и нездоровых чувств, и, если у кого-либо возникает нечто подобное при взгляде на эту чашку, виновата не она, а наши воспоминания. Мы смотрим на неё нехорошо, тяжёлым взглядом.
Разве страдания не оставляют душевных ран, если они даже проходят?
Единственный ребенок обычно замыкается в себе, растет одиноким и потом всю жизнь стремится к одиночеству.
Нельзя без конца вспоминать умерших. Тогда начинает казаться, что ты тоже мертв.
Только женщина — существо другого пола — может вызвать в душе высокий поэтический восторг, только женщина способна подарить самому закоренелому грешнику благо всепрощения, пусть минутное, но ни с чем не сравнимое благо.
Лицо у нее стало алым — стыд, поначалу незаметный, как бутон, теперь был в полном цветении.
— Кажется, видеть насквозь — ваша специальность.
— Если боитесь, прячьте от меня свою душу. Вот и все!
Умершие таковы, какими делает их наше сердце. Будем бережно обращаться с их памятью.
Он был ее мучителем, он был ее отрадой, и сейчас эта женщина передавала свою муку ему и одновременно заглушала ее нежностью.
Иногда мы очень страдаем, но проходит время, и прошлое со всеми его страданиями становится нам дорого…