Иногда так бывает, что от нас уже ничего не зависит, — сказала Настя. — Но ты знаешь, в этот миг становится легко.
Один плохой полицейский.
Один мёртвый полицейский.
Одна неделя, чтобы спасти весь мир.
Земля подверглась нашествию восставших мертвецов. Однако безмозглые плотоядные зомби — лишь промежуточный этап развития абсолютно новой формы жизни, известной как кваzи. Эти существа с кожей серо-голубого оттенка — разумны, и во многом напоминают людей, которыми были при жизни. Но они – другие. Именно кваzи остановили войну между мёртвыми и живыми, после чего в пережившем апокалипсис мире установился новый порядок.
Денис Симонов – дознаватель смертных дел в московской полиции. Его задача — задержание восставших и передача их кваzи для дальнейшего перерождения, или «возвышения». После возвышения восставшие превращаются в псевдозомби – разумную нежить, уже не опасную для человека. Впрочем, к обычным восставшим и к «возвысившимся» неживым Денис относится с одинаковой неприязнью, на что у него имеются личные причины.
В наказание за неудачно проведённое задержание Симонова принуждают работать в паре с неким Михаилом Ивановичем, который, к неприятному удивлению Дениса, оказывается кваzи. Новоиспечённым напарникам предстоит совместное расследование жутких преступлений, происходящих в постапокалиптической Москве.
В книге, на странице 168, использован фрагмент произведения Глеба Самойлова «Опиум для никого».
Автор:
Не стоит ждать от жизни слишком многого. Тогда меньше придётся разочаровываться.
Пить, к сожалению, всё время невозможно. Чтение — хорошая замена водке…
Человек всегда надеется на чудо. Человек чудом живёт, потому что ни для чего другого жить не имеет смысла.
Михаил вздохнул.
— Я очень боюсь, что наши отношения после этого уже никогда не будут прежними.
— Да-да. Так сказал Холмсу доктор Ватсон, застёгивая брюки… Не тяни.
Справедливость, — глядя мне в глаза, ответил Михаил. — Всегда правильна только справедливость.
— Может, я и жестокую вещь скажу, — продолжал Борис. — Но нам, мужикам, в этом проще. Мы в крови и муках не рожаем. Сунул, вынул и пошёл. Конечно, своя кровь — это святое. Но по большому-то счёту… женщины – они всегда к дитю ближе. А мы дальше.
Выдав эту потрясающей глубины философскую мысль, Борис сделал театральную паузу. Затянулся. И сказал:
— Вот потому, не чувствуя глубинной, природной связи со своими отпрысками, мы, мужики, должны разумом понимать свои обязанности. Воспитывать, защищать… Женщина — на инстинктах. Как животное. Мы — от разума. Как люди. Так уж устроила это мать-природа!
Говорил мне отец: «Когда женишься до двадцати, то женишься не на женщине, а на своих фантазиях».
Жизнь даёт человеку три радости — семью, друзей и работу.
— Я не могла больше смотреть, как мой любимый человек старится, — сказала она. — Теряет форму, привлекательность, ясность ума… Когда-нибудь он стал бы кваzи… но вот таким… старым и нелепым… — Она презрительно посмотрела на Михаила. — В то время как настоящая, полноценная, высшая жизнь — рядом. Надо лишь умереть, пройти неприятный этап… и воскреснуть. Вечно молодым.
— Вечно мёртвым, — шёпотом сказал я.
— Вечно молодым, – повторила Виктория и замолчала.
— «Любимых убивают все, — сказал Михаил и рывком поднял Викторию со ступенек. — Но не кричат о том. Трус поцелуем похитрей. Смельчак — простым ножом».
— Стихи пишете? — поинтересовалась Виктория.
— Это Оскар Уайльд, дура дохлая, — сказал я. Покосился на Михаила. — И дело не в том, что дохлая, а в том, что дура.
— Вазелин готовь, — посоветовал Александр и закрыл дверь.
Кажется, он всё-таки что-то знал.
— А зачем вазелин?
Я посмотрел на Михаила с подозрением.
— Нет, я понимаю смысл выражения, — успокоил он меня. — Но, во-первых, твой начальник — женщина, поэтому смысл меняется на совершенно противоположный…
— То, что она женщина, не помешает ей употребить меня и с вазелином, и без вазелина, — вздохнул я, вставая.
Если что — считайте меня идиотом, — сказал я и пошёл навстречу колонне. Хотелось достать платок и начать им размахивать в знак мира.
— Москва жива! — торжествующе закричал предводитель. Вскинул свой ствол и принялся палить в небо. — Москва жива, русичи! Братушка! Дениска! Капитан полиции! Из Москвы-матушки! — Предводитель стиснул меня в объятиях. От него пахло потом, кожей, порохом и настоящим мачо. Барахтаясь в его руках и стараясь не задохнуться, я подумал, что будь я женщиной — забеременел бы от одного такого объятия. — Жива, жива Россия!
— Жива… — простонал я. — Откуда вы… братушки?
Мы целовались, пока лифт не дошёл до первого этажа и двери не разошлись. За дверью обнаружился дедок с пакетом продуктов в одной руке и тростью в другой. Обнаружив нас целующимися, он развеселился так, будто сам участвовал в процессе.
— Кхе-кхе! — жизнерадостно сказал он. — Эх, молодость! Романтика!
— Да уж какая романтика, дедушка, — сказал я, выходя. — Просто учил коллегу делать искусственное дыхание.
— Ты ей непрямой массаж сердца покажи. — Дедок оказался из тех, кто за словом в карман не лезет. — Продолжи обучение коллеги. Кхе-кхе!
Можно сколько угодно сопротивляться, придумывать себе правила и запреты, но жизнь всегда берёт своё. Пока ты жив — жизнь сильнее тебя.
- 1
- 2