В этой лавке мне не повезло, наткнулся на старого портного — еврея. Какой он был актёр, как заламывал руки, слал молитвы небесам, жаловался на бедность и сплошные несчастья. Но торговался который так яростно, с характерной картавостью восклицая, что я снимаю с него последние портки, как выдавливал скупую слезу, видя, что я не желаю снижать цену… Актёрище! Меня буквально захлестывало ностальгией, но я не сдавался. Обиднее всего, что в итоге удалось выручить немногим больше средней цены — копейки, по сравнению с затратами, но и это было достижением. Уходя я от всего сердца, пожелал чтобы к нему в гости на все лето приехали родственники с Одессы. В ответ тот пожелал мне заиметь свой собственный пляж — песок в моче и камни в почках. В общем, расстались мы довольные друг другом…
Если город железной челюстью тебя прикусил,
И бежать по этому кругу уже не хватает сил,
Посмотри на глобус, страна велика.
Садись в самолет, поезд, автобус,
Рукой помаши: «Пока»!
— А ты почему спросил?
— Подумал, вдруг ты это тогда так просто сказала? Ну чтоб базу подвести под… это вот все. — Макс широким жестом обволокла кровать, где они лежали.
— Конечно, не просто так! Я вообще редко что-то просто так говорю.
— В самом деле? — Макс приподнял одну бровь. — А мне почему-то казалось, что ты болтушка.
— И что? Мне просто есть, что сказать. И не всегда получается промолчать, когда нужно. Но это не значит, что я только глупости говорю или то, чего вовсе не думаю.
— Я дегустирую. Порция вот двадцать грамм. Пятьдесят сортов.
— Ну тогда ладно… Это же литр!
— Любопытно. Не распробовал.
— Выступаем обязательно. Там собирается весь генералитет округа.
— Я думаю так. Подберёмся к части ползком, снимаем часовых и незаметно выступаем. Слушай, а с воздуха нас прикрывают морально чайки. А! А!
— Мне всегда нравились остроумные мужчины.
— Да, мне тоже. В смысле, я имею в виду… Так, не надо смеяться…
— Откуда здесь казаки?
— Прискакали, Слав. Двести лет назад их переселили сюда с Дона, вот и держат они этот город, Чапель или Чапельник, как его там зовут.
— Слушайте. а ведь шашкой это не больно? Да? Чего там. Раз и всё…
— Да ладно, я уверен они цивилизованные люди. Или нет?
— Кому — кому, а тебе Мусик, они смерть придумают стра-а-ашную! Люту-ю!
— Слушайте, может не будем выступать?
— Исключено, это десять процентов электората. Ты что! Спокойно, там на пристани дежурит милиция. Наверное…
— Угу, нас ещё и дубинками поколотят…
— Ну я что, виновата? Я тебе телефон давала в пять утра. Мы ж радионщики. а не пиаристы. Вот у меня Иннокентий Бутусов и Иннокентий. святой отец. И оба на четвёрку.
— Откуда у тебя вообще телефон священника?
— Бред. Как вы вообще собирались выступать? Пять раз по десять минут.
— Проповеди. У меня всё с собой. Кадило, молитвенник, Клобук даже есть, парадное облачение…
— А ванна зачем?
— Какая же это ванна, сынок? Это купель. Я и петь могу. Вот у меня даже балалайка есть.
— Бред. Паноптикум. Поп в ванне, играет на балалайке. В купели. Ну рубли, за паноптикум с балалайкой в ванне — это недорого.
— Слава, ты с кем хочешь жить?
— С Жанной Фриске.
— В общем будешь жить с Максимом.
— Не лучший вариант.
— Ну перестань! Ну не нужно всё играть, петь без конца. Ну я не хочу. Я хочу… я хочу, чтобы меня любили не так.
— А как?
— Ну я хочу, чтобы всё из-за меня бросить, на всё из-за меня пойти…
— И вообще, я не могу, я занята.
— А, я понимаю, тонкие личные обстоятельства.
— Да, очень тонкие, очень личные обстоятельства — день рождения.
— Это следует считать официальным приглашением? Я согласен.
— Нет, нет… я ничего не устраиваю, и вообще это не такой уж праздник для меня.
— Но зато это праздник для меня. Я вас совершенно официально приглашаю отпраздновать ваш день рождения в лучшей забегаловке этого города. Идемте!
— А вам не кажется что это не совсем прилично?
— Нет, не кажется. Моральную сторону этого дела мы обсудим по дороге. Идёмте! Идёмте! Идёмте!
— Знаете что? Пойдёмте в кино!
— Как это? Какое кино?
— Американское. Стрельба, скачки, ковбои! Первые люди на земле, после геологов, разумеется.
«Позориться» — слово из лексикона обычного человека, озабоченного чужим мнением и прочими социальными грузилами. Если и покажется, что мельтешит кто-то, имей ввиду: мерещится. Мираж в пустыне. Глупо ведь всерьез интересоваться мнением миража…
Спать проще, чем бодрствовать, это я с детства уяснил…
Голос жены был уверенный. Голос был обвиняющий. Голос был страдающий.
С Дьяволом, точнее с подвластными ему бесами, можно договориться, можно заключить контракт. С Хаосом нельзя договориться. Нам ему нечего предложить, ему ничего не нужно.