Детство — даже самое невеселое — со временем кажется нам уголком наших грез, куда мы случайно забрели однажды, а теперь и хотели бы, да не можем вернуться.
Настоящая книга — это старая книга, со своим особым запахом тронутых цвелью растений. А новых я не люблю.
К тому же любой язык — язык убийц. И чем больше смертей, тем возвышеннее поэзия.
Мнение толпы — это зачастую зло, и, как сказал Софокл: «Всякое зло — бессмертно».
Девичьи дневники всегда увлекали меня. Они — точь-в-точь кукольные домики: заглянешь внутрь, и весь остальной мир покажется таким далеким — почти несуществующим! Обладай мы волшебной возможностью «выпрыгивать из себя» в тяжелые минуты, и ни боль, ни страхи нас бы не потревожили.
Отметки никогда не измерят истинную глубину твоего ума. Они покажут лишь, насколько хорошо ты перевариваешь то, чем пичкают тебя учителя.
Жизнь вовсе не бессмысленна. Вокруг нас столько прекрасного. И в наших силах это увидеть и обрести смысл для своего существования.
Наверное, только искусство может нас спасти. Оно доказывает, что существует нечто совершенно непохожее на наши уродливые жизни.
Меня не интересуют символы. Меня занимает реальное, каким бы иллюзорным оно не казалось.
Все умирают. И поздно плакать, когда от человека осталось только тело.
Мои самые любимые церкви — те, что лежат в руинах: трава и мусор служат им полом, а небо — вместо потолка.
Если я обладаю знанием, значит, я не жертва. Жертвы не понимают смысла своих страданий.
Некоторые люди находят большое утешение в мечтах о смерти. Просто думать о ней им так же уютно, как лежать в кровати. накрывшись одеялом с головой. Это не страх, но свобода. За миг до смерти наступает экстаз, ощущение наивысшей радости. Кто-то перерождается для новой сущности.
На самом деле быть живым — это совсем другое, это наслаждаться, не теряя своей личности.