Николай Васильевич, мы ведь в поисках истины. А тут только два пути: тот, который ведёт к цели, и тот, который уводит от неё.
Казаки, ведьмы, русалки, утопленницы и другие обитатели Диканьки встречаются лицом к лицу со своим создателем Николаем Гоголем, молодым писарем из Петербурга, который страдает загадочными припадками и может общаться с персонажами из потустороннего мира. Вместе со своим начальником, блестящим столичным следователем Яковым Гуро, начинающий писатель приезжает на Полтавщину расследовать таинственные убийства девушек. Здесь же он встречает свою любовь, которой суждено сыграть роковую роль в его судьбе. Но хватит ли юному литератору духу противостоять невообразимому? Ведь по слухам, которые активно разносят напуганные местные жители, за преступлениями стоит не кто иной, как сам Дьявол в обличии черного всадника.
Вы знаете, разница между сном и реальностью иногда небольшая. Для натур впечатлительных, вроде вас, она, эта разница, боюсь, вообще отсутствует.
— Проведём эксгумацию трупа.
— Выкопать хотите?
— Как это — выкопать?
— Обыкновенно, батюшка, лопатой. Как закапывали.
— Вы вместо того, чтобы служить, идиллии пишете. Потом ждёте, пока эти критики начнут вас ругать, и плачете, как баба, и жгёте книги за ваши же деньги. У всех баре как баре, а у меня…
— Яким… Я тебя крымским татарам продам — они таким, как ты, язык отрезают. Продам, а потом выкуплю, только без языка, понял?
— Угу. Только не получится у вас меня выкупить обратно-то, потому что у вас денег не будет — вы все их на свои книги потратите.
Жизненный опыт — всего лишь топливо для писателя. Чем больше страданий и разочарований — тем лучше писатель.
Ваши книги не принадлежат Вам. Вы — лишь инструмент в руках Господа, который говорит с нами через Вас.
— У нас платонические отношения, мы… мы друзья.
— Барин, я не рассказывал, сколько по России-матушке детей моих бегает от этих платонических отношений? На три деревни хватит.
Взгляните на вещи как немцы — реально.
— Ты поможешь мне?
— Я могу лишь направить тебя. Всё остальное ты должен сделать сам.
— Ну, где девушка?
— Признаться, мы об этом не подумали, но, полагаю, это можно уладить…
— Александр Христофорович, где мёртвая девушка?
Всегда чем дальше от столицы, тем сильнее суеверия.