Поговори со мной. Почему ты со мной не разговариваешь?!
Ты обещал.
Это ничего не меняет. Так никогда не было. И никогда не будет.
Ты это заслужил. Всё это.
23 мая.
Как два человека, которые когда-то любили друг друга до безумия, могут стать такими чужими? Мой муж перестал со мной говорить. Он сидит в своей мастерской, усердно отрабатывая одну неудачную картину за другой. Он даже не ложится со мной спать. Мне кажется, я ему противна.
Этот взгляд, которым он одарил меня на днях…
Жалкий, болезненный взгляд…
Смесь стыда, вины и отвращения. Я поняла, что в глазах моего супруга я стала чудовищем…
Такое… Не должна испытывать ни одна женщина.
Я должна быть хорошей женой, поэтому мне не остаётся ничего, кроме как воплотить его фантазии.
Если он считает меня чудовищем, что ж, так тому и быть.
Не могу тебя видеть в таком состоянии! Ты же болен! Ты потеешь и дрожишь всю ночь. А теперь посмотри, к чему это тебя привело:
— Заперся в мастерской, как и всегда. Прекрати нести эту чушь об «измученном художнике»!
Я наконец-то всё поняла.
Благодаря тебе.
Ты показала мне, что другого выхода нет.
И даже сейчас твоя печальная улыбка только подтверждает очевидное.
Мы уже никогда не поговорим.
Господи, какая же я дура.
Как я вообще могла подумать, что могу соревноваться с кем-то вроде тебя.
С твоей безупречной красотой.
Бесконечной.
Бессмертной.
Знаешь… Даже несмотря на то, что ты мой враг, источник моих бед,
Ты всё равно единственная, с кем я могу поговорить…
Единственная, кто слушает.
Уж не знаю, смешно ли это звучит или жалко…
Скорее всего — и то, и другое.
Ноябрь.
Наверное, я должна быть счастлива. Почему же это не так? У меня красивая дочь. Я думаю, так и есть. Я знаю, что так и есть. Почему же я не могу смотреть на неё без содрогания? Раньше у меня был любящий муж, чудесный, нежный. А теперь я вижу только незнакомца, которого не волнует ничего, кроме его картин. Можно подумать, в них есть смысл… Это так глупо. Раньше мне хотя бы помогала музыка. Теперь — нет.
— Почему ты продолжаешь писать? Почему продолжаешь портить репутацию моей семьи?
— Это всё голоса. Не могу их остановить, они ко мне приходят. Когда ем, когда сплю, когда иду по залу… И сладостные мечты юной девы, и неудержимое тщеславие придворного, подлые замыслы убийц, мольбы их несчастных жертв… Только когда я переношу их голоса, их слова, на пергамент, они исчезают, освободившись, и лишь тогда мой мозг успокаивается, обретая покой. Я бы помешался, если бы не записывал эти голоса.
— Не одержимость ли это?
— Возможно, ты права.
— Ишь, как выводют, шельмы!
— Фи, папа! Ну какой у вас дурной скус! Это ж Ванька из слободки горло дерёт!
— О! Заслушалси, старый пень! Напушшал дыму, с кровопивцами!
— Не знаю почему, понравилась Ваша усадьба. Так что разрешите погостить у Вас несколько дней. Должен предупредить — гости мы беспокойные. Я — страшный человек.
— Да?
— Да. Тиран-деспот, коварен, капризен, злопамятен. Кто-нибудь, поди сюда, ну ты, ну поди сюда, я говорю. Ну! Поздоровайся с ними.
— Здравствуйте.
— Видите, что делаю? О! И самое обидное, не я в этом виноват. Правда?
— Правда.
— Ну иди, все, свободен. Не виноват! Предки виноваты! Прадеды-прабабки, внучатые дяди-тети разные, праотцы, ну, и праматери, угу.
В жизни вели себя как свиньи последние, а сейчас я расхлебывай их прошлое.
Ну паразиты, вот, одно слово, извините за тонкость такую грубость выражения, резкость, сейчас сказать, паразиты, вот и все.
А сам я по натуре добряк, умница, люблю стихи, прозу, музыку, живопись, рыбную ловлю люблю. Кошек, да, я кошек люблю.
Но иногда такое выкинешь, что просто на душе становится… Вот что делает.
— Весельчак!
— Ну ведь было же, да? Было? В глаза мне смотри! Я же вижу, что было!
— Да не было ничего, зачем бы я тогда тебе рассказал.
— Угу… Ну целовались же, да? Целоваааааались!
— Да вообще не целовались.
— Угу… Я поняла: ты к ней приставал, а она тебе отказала!
— Я ж тебе говорю — это она ко мне приставала, а я отказал…
— Че… правда не было? Отказал? Жанне Фриске?
— Да.
— Ну ты мудаааак…