Тебе отдать велел он это серебро, за то, что был хорош ты до него, что дочку за ним пускал таскаться, что ее держал не строго.
Месть ослепительно сверкала у нее внутри. Мне было ясно видно ее — драгоценный камень, сапфир цвета холодных озер Норвегии.
Мне очень не нравился взгляд, которым она смотрела на его дом. Это холодное спокойствие едва ли говорило о здравом рассудке, — мать напоминала ястреба, терпеливо караулящего добычу на расколотом молнией дереве.
— Он хочет жениться на тебе.
— Но я его в жизни не видела!
— Какая разница?
— Ты готов продать меня незнакомцу?
— «Продать»? Кто сказал «продать»? Я сам ему заплачу!
— Вы, папенька, зря стараетесь, я замуж все равно не пойду.
— Да при чем здесь «замуж»?! И вообще… А почему не пойдешь? Тебе что, лень сходить что ли? Тем более это недалеко… Ну, в смысле… Ты понимаешь.
— Ишь, как выводют, шельмы!
— Фи, папа! Ну какой у вас дурной скус! Это ж Ванька из слободки горло дерёт!
— О! Заслушалси, старый пень! Напушшал дыму, с кровопивцами!
— Вы хотите жениться на моей дочери?
— Да.
— Иди сюда, на пороге какой-то сумасшедший.