Клеопатра

— Я не предавала тебя, Цезарь, клянусь!
— Я знаю. Я никогда и не полагался на тебя.

— Я не предавала тебя, Цезарь, клянусь!
— Я знаю. Я никогда и не полагался на тебя.

Прабабушка моей прабабушки была чёрной кошкой от священного белого кота. Нил сделал её своей седьмой женой. Вот потому у меня такие волнистые волосы и мне всегда всё хочется делать по-своему, всё равно, хотят этого боги или нет, потому что моя кровь — это воды Нила.

Прабабушка моей прабабушки была чёрной кошкой от священного белого кота. Нил сделал её своей седьмой женой. Вот потому у меня такие волнистые волосы и мне всегда всё хочется делать по-своему, всё равно, хотят этого боги или нет, потому что моя кровь — это воды Нила.

Ответственны владыки
За всё, что совершалось в их правленье.

Благая весть хоть сотней языков
Пускай кричит; дурное же известье
Мы чувствуем без слов.

Сила ревности — это маленький сучок, от которого может засохнуть целое дерево империи, тайный меч, имеющий силу устраивать судьбу царей!

Вокруг нас столько лиц, и как же мало тех, кого хочется видеть.

Смотри, на этой прекрасной груди много ночей покоилась твоя голова, ты засыпал в объятиях этих рук. Забудь это, если сможешь! Не сможешь, я вижу это в твоих глазах! Все мои муки ничто в сравнении с той пыткой, которая терзает твою мрачную душу, ты вечно будешь жаждать, и никогда тебе не утолить твоей жажды! Гармахис, жалкий раб, как мелко твое торжество по сравнению с моим: я, побежденная, победила тебя! Прими мое презрение, ничтожный! Я, умирая, обрекаю тебя на пытки твоей неиссякаемой любви ко мне!

Ты и представить себе не можешь, Олимпий, какая великая сила — ревность: с помощью этого крошечного клина можно расщепить могучее дерево империи, этот тайный молот выковывает судьбы монархов.

Поистине, монархов на каждом шагу подстерегает измена.

Жалость — та же любовь, Хармиана. Неисповедимы пути женской любви, а твоя любовь совершила нечто поистине непостижимое, мне это ведомо. Но чем сильнее любовь, тем глубже пропасть, в которую она может пасть, что потом опять вознестись в небеса и снова низвергнуться.

Больше всего на свете женщина страшится двух зол — смерти и брака, причем смерть для нее даже милее, ибо она дарит нам покой, а брак, если он оказался несчастливым, заживо ввергает нас во все муки, которые нам уготовали чудища Аменти.

— Это ведь не римляне построили пирамиды, а мы.
— Треугольные глыбы?

Теперь я могу делать одно из трёх: делать то, что хочу, делать то, что должна, или ничего не делать, а просто сидеть и думать.