— Никогда не думала, Битали, — уже раздеваясь ко сну, сказала Юлиана, — что любовь — это такая тяжелая работа. Вот когда в охотку было, я так и бегала за парнями — и целовалась, и обнималась, и прямо как на крылышках порхала. И с каждым лобзанием все легче и легче… — Девушка взмахнула руками, словно крылышками. — А вот теперь сказали: надо. И вроде бы то же самое делаю… Но такое чувство, будто раствор цементный целый день лопатой месила. Язык на плечо, ноги не шевелятся, и это самое… губы опухли!
— Скажи Аните, она исцелит.
— Да я не о том! — отмахнулась смертная. — Я о том, что если брак по расчёту заключать, то ведь это каждый день так надо? Причём всю жизнь! У-у-у-у… Это же сколько бабла нужно с мужика поиметь, чтобы на подобное согласиться? Ё-ё-ё-ё… А ведь была у меня когда-то такая мысль. Это же как я могла влипнуть!
— Твой рейтинг — это не по расчёту? – напомнил Битали.
— У меня там только те, кто нравится, это другое. То есть с ними я всё же слегка «припархиваю»…
Старания не пропали напрасно — в один из таких моментов их застигли Дубус и Вантенуа, тоже гуляющие под ручку.
— Франсуаза меня убьет, — мечтательно выдохнула смертная, преданно глядя Битали в глаза. — Тебя она любит без памяти и простит. А мне в кофе крысиного яду насыплет. Это и к бабке не ходи.
— Откуда она узнает?
— Мы слишком стараемся. Когда-нибудь это обязательно всплывет.
— Ты помнишь поговорку про сыр в мышеловке? – Битали подошёл к самому окну, поправил сбившиеся карминные шторы.
— Хочешь сказать, я попалась в мышеловку?
— Нет, Юлиана, – покачал головой юный чародей. – Я хочу сказать, что ты тот самый сыр и есть.
— А ты тогда кто? – спросила из-за балдахина девушка.
— Пружина. Если повезет, успею защёлкнуться ещё до того, как тебя съедят.
— Самый могущественный чародей из всех рожденных, — напомнил варвар, — посвятивший себя тому, чтобы добиться справедливости для всех людей, смертных и духов, живущих в этом мире! Согласись, за такое стремление можно простить очень многое.
— Но почему тогда у него появилось столько врагов? Почему борьба за справедливость превратилась в Большую Войну?
— Ты задаёшь странные вопросы, мальчик. Подумай, что случится, если ты станешь правителем удела и запретишь грабить прохожих на дорогах и улицах? Жители, может, и обрадуются. Но вот бандиты и воры восстанут против такого закона все до одного и начнут против тебя жестокую войну, не жалея своей никчемной жизни. Что есть закон и справедливость для одних, то становится тюрьмой и смертью для других. Грабителям не нужен закон. Им нужна свобода. Полная, ничем не ограниченная.
— Разве тебе не нужен аттестат? — удивился Битали.
— Зачем? — Рябая девица саркастически рассмеялась. — Я не Франсуаза, об университетах не мечтала. У меня по плану было официанткой в пабе покрутиться, пока не сопьюсь или на иглу не сяду. Там, известное дело, пару лет по рукам потаскаться, а потом тушкой в городской морг. Если повезёт, тушку тоже продать можно, ещё при жизни. Студентам на разделку. Ну, медикам для тренировки.
— Хороший план, — похвалил Битали. — Взвешенный, разумный и исполнимый. Ты сейчас на каком этапе?
— Где ты ночевал, чатия Сенусерт? — поинтересовался Битали.
— Не задавай глупых вопросов, дружище, — ответил недоморф. — И тогда ты не получишь веслом по голове.
— Темный Лорд желал поработить весь мир, стать единовластным тираном, подмять под себя всех и вся! Как можно было сражаться на его стороне, отнимая свободу у слабых и несогласных? Разве не стыдно умереть, защищая тирана?
— Скажи мне, мальчик, разве может быть равенство между лягушкой и хорьком? Между соболем и куропаткой? — склонив голову чуть набок, Дедята пару секунд подождал ответа. — Для меня, лесника, меж ними разница небольшая. В лесу же при встрече справедливость у них завсегда получается одна. Так и в нашем мире. Когда миром правит Лорд, его невозможно подкупить. Как, если и без того всё и везде принадлежит ему? Для Лорда нет разницы между домовым и номархом, между нищим и богачом. С высоты его власти все подданные совершенно одинаковы. Равны! А когда все равны, то и появляется справедливость…
— … Пусть готовит комнату для тебя и подруги…
— Разные комнаты! — указал Битали.
— Само собой, у них там всё строго… Дикие земли, патриархальные взгляды. Коли не женаты, будете в разных концах дома обитать. На разных этажах и окна будут в разные стороны.
— Подожди, у меня мыслишка одна имеется… — взял его за рукав Битали. — Хочешь, я ожерелье золотое сделаю? Не простое, а с секретом. Подаришь его Юлиане, она носить будет. Если девушка тебе изменит, ожерелье ее задушит. Само. И следить не нужно. Я умею такие изготавливать, меня учили.
— Дурак ты! — резко выдернул руку парень и пошел прочь.
— Постой, Гаспар! — нагнал его Битали. — Скажи, приятель, если ты не хочешь её наказать, тогда зачем тебе знать?! Ты ведь её даже не бросишь!
— Я не хочу знать, что она мне изменяет! — повернулся к Битали смертный. — Я хочу услышать, что она верна, понятно? Так что сам носи своё ожерелье!
Девушка лежала тихая, еле заметно шевеля губами. Выставленный вперед подбородок, расстегнутый ворот блузки. На миг потомок Темного Лорда представил там ожерелье и… И невольно передернул плечами от пробежавшего по спине холодка. Сама мысль о том, что тяжёлое жёлтое золото может задушить его любимую, вызвала в душе что-то, похожее на ужас. Однако недавний разговор еще оставался в памяти, и… И мысль о том, что Франсуаза может открыть объятия кому-то другому, пробудила внутри примерно такие же эмоции. И возможная измена любимой, и её гибель казались Битали одинаково невыносимыми. Он наконец-то понял, что именно пытался втолковать ему Гаспар. Бедолаге хотелось узнать только одно — что Юлиана ему верна. Потому что любой другой ответ разрывал мир в клочья и не оставлял будущего.
Вовремя отступить и вернуться сильным куда умнее, нежели умереть без всякой пользы.
— Значит, это вы выбрали мне родителей, сэр Ричард Уоллес?
— Обниматься не надо, — придвинул к себе целый бокал учитель. — Обойдемся без соплей.
— Теперь я понимаю, почему посаженные тобой цветы никогда не увядают… — прошептала девушка. — Тоже фокус?
— Этот фокус называется «любовь». Они будут цвести вечно, пока я жив и пока люблю тебя, Франсуаза.
— Жизнь бывает длиннее любви, Битали.
— Настоящая любовь бесконечна.
Она опять взяла юношу под локоть двумя руками, крепко прижалась к плечу:
— Смешной ты… Никогда не поймешь, всерьез говоришь или прикалываешься. Ты хоть предупреждай.
— Ты самое прекрасное существо, каких я только видел в этом мире, Франсуаза. Прекраснее цветов и рассветов, прекраснее стремительных горностаев и радужных фей-зелигенок, покровительниц садов, прекраснее весенних лугов и хрустальных горных пиков сказочного Сумера; ты желаннее ключевой воды в жаркий полдень, желаннее костра в промозглый вечер, желаннее солнца после полярной ночи…
— Если ты сейчас опять шутишь, я тебя убью… — сглотнув, пообещала девушка.
Это была не ревность, — покачал головой Битали. — Просто жадность. Обида на то, что игрушка ушла к другому. Жадность — плохое чувство, оно всегда всё портит.
— Отец, — тронул он за рукав сеньора Гаэтано Кро. — Скажи, а как можно, встретив незнакомку, отличить суккуба от девушки?
— Незнакомку? — На этот раз мужчина отвернулся от прилавка, внимательно посмотрел на сына. Потом вдруг похлопал по плечу и рассмеялся: — Если ты готов для неё на всё, Битали, а она вместо того, чтобы убить, выходит за тебя замуж, значит, ты имеешь дело с женщиной.
- 1
- 2