Все мы недостойны тех женщин, на которых женимся.
У многих женщин есть прошлое, но у нее их, говорят, не меньше дюжины, и ни в одном нет причин сомневаться.
– А почему же вы так фривольно рассуждаете о жизни?
– Потому что жизнь, на мой взгляд, слишком важна, чтобы рассуждать о ней серьезно.
Испорченного человека из меня не вышло. Многие даже утверждают, что я за всю жизнь не совершил ни одного по-настоящему дурного поступка. Разумеется, они говорят это только за моей спиной.
Вы притворяетесь слабовольным – это сейчас модно.
Я могу противостоять всему, кроме соблазна.
– Не говорите этого!
– А я это говорю. Я это чувствую… я это знаю.
– Так вы, значит, не хотите, чтобы свет принимал вас всерьез?
– Свет? Нет, не хочу. Кого свет вообще принимает всерьез? Всех самых нудных людей, от епископов до фатов. Чего мне хочется, леди Уиндермир, – это чтобы вы принимали меня всерьез, именно вы, и никто другой.
– У каждого из нас свои слабости, леди Уиндермир.
– Зачем же вы выбрали себе именно эту?
Поверьте мне, вы лучше, чем большинство мужчин, а вам, по-моему, иногда хочется, чтобы вас считали хуже.
Да, все мы сейчас так обеднели, что комплименты — это единственное подношение, какое мы можем себе позволить. Ничего другого мы просто не в состоянии преподнести.
А улыбался он потому, что молодость жизнерадостна без причин, и в этом её главное очарование.
Над благими намерениями тяготеет злой рок: человек решается на них слишком поздно.
Губы твои имеют такой горький вкус. Не вкус ли это крови?.. А может быть, вкус любви?.. Говорят, у любви горький вкус… Ну и что из того, что горький? Что из того? Я все же поцеловала тебя в уста, Иоканаан.
Если бы посмотрел, ты полюбил бы меня. Я это хорошо знаю — ты полюбил бы меня, ибо любовь намного загадочнее смерти. Любовь выше смерти.