Одиночество — нормальное состояние человека. Научись мириться с ним. Его незаметное действие строит храм твоей души.
Астрид – единственный ребенок матери-одиночки Ингрид, которая пользуется своей красотой, чтобы манипулировать мужчинами. Астрид обожает мать, но их жизнь рушится, когда Ингрид убивает своего любовника и ее приговаривают к пожизненному заключению…
Годы одиночества и борьбы за выживание, годы скитаний по приемным семьям, где Астрид старается найти свое место. Каждый дом – очередная вселенная, с новым сводом законов и уроков, которые можно извлечь. Но мир каждый раз отвергает ее…
Время от времени Астрид навещает Ингрид в тюрьме, но та, одержимая любовью к дочери, завистью и ревностью, пытается управлять ее жизнью. Девушка старается вырваться из-под удушающей опеки матери и следовать своим путем…
Автор:
Люди тянутся к магии. Секс — только театр для неё, со всеми потайными дверцами, коробками с двойным дном.
Боязнь высоты — недоверие к себе, ты сама не знаешь, когда можешь вдруг прыгнуть.
Им тоже нравилось лепить меня по своему вкусу, но я уже знала… Я нерастворима, как песок в воде. Сколько угодно размешивайте, я всегда лягу осадком на дно.
Любовь — сказка на ночь, старый плюшевый медвежонок с отвалившимся глазом.
Не надо переворачивать камни, если боишься смотреть на тварей, живущих под ними.
И я поняла, гуляя по нашей улице, что каждый дом – своя собственная, непохожая на других реальность. В одном единственном квартале могут существовать рядом пятьдесят замкнутых миров. И никто не знает, что происходит в соседнем.
Я кричала, звала на помощь. Казалось, это их только подзадорило. Хаски сбила меня с ног и кусала ладони, которыми я закрывала лицо. Я продолжала кричать, зная, что никто не придет. Когда-то это мне снилось, но сейчас я понимала, пробуждения не будет, и молилась Иисусу – отчаянно, без всякой надежды, как молятся люди, точно знающие, что бога нет.
Вот моё наследство – навык сбрасывать прошлую жизнь, словно змеиную кожу, изобретать новую правду для каждой новой страницы, нравственная амнезия.
Здесь никто ничего не забывал. В Берлине людям приходилось преодолевать прошлое, строить на руинах, жить среди них. Не то что в Америке, где мы тщательно соскребаем с земли все следы, думая, что можно каждый раз начинать всё заново. Мы ещё не успели понять, что на свете не существует такой вещи, как чистый холст.
— Смотрится идеально, — сказала она.
Это слово меня пугало. Идеально – значит, слишком хорошо, чтобы быть на самом деле.
— Ты когда-нибудь хотела убить себя? — спросила Ивонна.
— Некоторые говорят, что когда ты вернёшься, ты начнёшь с того самого места, где остановилась.