Любовь и сострадание — человека Божественное призвание.
Сострадание — нечто более высокое, идущее из глубины души, а жалость там, где страх и боль.
Испытывать сострадание — это мы еще умеем. Можем посочувствовать тому, кто безрукий. А вот попробуйте сорадоваться. У меня сосед дом построил. Была халупа, а он туда труды вложил, башенки сделал. У нас обычно как: да чтоб у тебя все обвалилось. А я радуюсь. Местность-то украсилась. И хорошо, пусть. Говорю: «Герман, какой у тебя дом прекрасный!» А человеку же мало чего надо. «Да?» — спрашивает. И плачет.
Я тебе скажу так: любой человек должен уметь сострадать. Если он на это не способен, значит, он либо застыл в своем развитии, либо уже деградирует.
Зверь зверю — розь, и человек человеку — розь. Под одно их не подогнать. А жалеть всех нужно. Все — Божье творение.
Я держала в руке невидимый меч, разрубавший любые иллюзии. И свист его передавал мне жесткость, холод и блеск. Я больше не верила в людское сострадание. Но верила в милость богов.
— Где же ваша обувь?
— Я отдал её тому, кто больше в ней нуждался. Мы ведь всегда так делаем, не правда ли?
5
2
В самом лице этой женщины всегда было для него что-то мучительное: князь, разговаривая с Рогожиным, перевел это ощущение ощущением бесконечной жалости, и это была правда: лицо это еще с портрета вызывало из его сердца целое страдание жалости; это впечатление сострадания и даже страдания за это существо не оставляло никогда его сердца.
Никто из нас не имеет права пройти мимо страданий, за которые мы, собственно, не несем ответственности, и не предотвратить их.
Кто ни разумом, ни состраданием не склоняется к помощи другим, тот справедливо называется бесчеловечным.
Тот, кто легко поддается состраданию и трогается чужим несчастьем или слезами, часто раскаивается, — вследствие того, что мы, находясь под влиянием аффекта, легко поддаемся на ложные слезы.
Сострадание есть неудовольствие, сопровождаемое идеей зла, приключившегося с другим, кого мы воображаем себе подобным.
Конечно, я полон сострадания, но еще не спятил.
1
12