Медленно, постепенно шок отступил, как тенистый прилив, оставив после себя островки грязного ила. Над ними висел серый горизонт. Буря в мозгу сменилась штилем. Было медленно, тошно, монотонно, как обычно бывает, когда принимаешь неизбежное и при этом не можешь заснуть; принимаешь, вымотавшись до предела. Но в принятии есть некоторое облегчение. С ним ты быстрее погружаешься на дно. А достигнув дна, начинаешь вдруг видеть всё отчётливо таким, какое оно есть на самом деле.
Злость не лучшее из чувств, но все же лучше, чем шок, лучше, чем всепоглощающий страх.
Именно так люди и спасаются от ужасов – если ты потерял сознание, то ужас на какое-то время теряет над тобою власть. Обморок – это короткая передышка, которая помогает нам подготовиться к новой реальности.
Не могу сказать, что мне было страшно. Лучше сказать, что я не чувствовал никакого страха, подобно тому как в первое мгновение не чувствуют никакой боли те, в кого попала пуля.
Дети сражаются с потрясениями не так, как взрослые. Они пытаются сжиться с ними, может быть, потому что лет до тринадцати они и так живут в состоянии полуперманентного шока.
My mother told me that when I was born I was so surprised that I didn’t talk for a year an a half.
Моя мать сказала мне, что когда я родился, то был настолько удивлен, что не мог говорить еще полтора года.
Я думаю, что упадок современного мира — от того, что мир перестал шокировать. Чтобы ни произошло, люди из этого тут же цинично слепят продукт и впарят по максимуму.
Как будут в шоке, так и выйдут из него.
4
7