Глеб Яковлевич Горбовский

Превратиться в мелкий дождик,
зарядить на много дней…
И на город толстокожий
тихо падать меж огней.
Или трогать гриву леса,
еле листья шевеля.
Или нежностью небесной
гладить сонные поля.
Слиться с речкой безымянной,
целовать людей…
Устать.
А затем в рассвет туманный
поредеть
и перестать.

Когда качаются фонарики ночные
и тёмной улицей опасно вам ходить, —
я из пивной иду,
я никого не жду,
я никого уже не в силах полюбить.

Сижу на нарах, как король на именинах,
и пайку серого мечтаю получить.
Гляжу, как сыч, в окно,
теперь мне всё равно!
Я раньше всех готов свой факел погасить.

Когда качаются фонарики ночные
и чёрный кот бежит по улице, как чёрт, —
я из пивной иду,
я никого не жду,
я навсегда побил свой жизненный рекорд!

В эти светлые часы,
в это утро синих песен
чей-то голос был чудесен
вслед полету стрекозы.
Кто там служит красоте?
Кто, купаясь,
возникает?
Это женщина нагая —
белый лотос на воде…
Мы уходим из борьбы,
сердце вздрогнет и потухнет.
Всё же радуга не рухнет,
что над кровлею избы.
Обнимаю нежно день, —
ты опять ко мне явился!
Я росой твоей умылся,
лёг в берёзовую тень.
Вижу ивушку-печаль,
эту девушку речную
ночью к ветру я ревную,
ветру ивушку не жаль…
В эти светлые часы
я и сам —
намного лучше,
словно я веселый лучик,
простреливший плоть росы.

Вот камень,
вот сосна.
Над ними — туча.
Вот голопузый мальчик на дожде.

… Зачем же нам
друг друга молча мучить?
Нам не бывать
вон там —
на высоте,
на острие восторга,
выше сосен…

И кровь рябин
из ран
роняет осень.

Напомни русскому о поле,
о двух берёзах у пруда.
Очнётся он от важной роли
и от солидного поста
и маханёт туда… в места,
где в васильках его начало.
Где всё, что делалось, — звучало.

Гусь выбился из птичьих сил,
и с горя гусь заголосил.
Он начал падать вниз комком,
а гуси в небе шли гуськом…
Гусь вновь бы крылья распростер,
да у него один мотор,
он отказал, он вдруг заглох,
и вместо юга —
ягель-мох
и лёд ручья
острей ножа…
Не вышел гусь из виража.
Над ним собратья дали круг.
Но с ним остался верный друг,
или отец,
а может, сын,
или одна из тех гусынь,
что заменяет юг любой
одной собой…
Одной собой.

А в поле одуванчики
маячат,
как болванчики.

А в поле пьют ромашки
из неба,
как из чашки.

Кто бы видел, как мы с ней прощались.
На её лице
кипели слезы.
На вокзале дискантом кричали
маленькие
злые паровозы.
Шла узкоколейная дорога
к берегу песчаному разлуки.
Вы меня касались так немного,
жалобно протянутые руки.
Всколыхнулись шрамами царапин,
я их знаю,
это наши шрамы.
… Я стою, оставленный,
на трапе,
молча счастья взвешиваю граммы!
Мало!
Как цветов на Антарктиде…
Женщина уходит при народе,
женщина уходит,
посмотрите…
Женщина уходит
и уходит.

Человек мыслящий уже понял, что
на этом берегу у него ничего нет. (Павел Флоренский)
…………
Нет ничего на этом берегу.
Зато на том — ромашки на лугу,
душистый стог, сторожка лесника,
слепой полёт ночного ветерка.
… Нет ничего на этом берегу.
Любовь, ты — мост. Я по тебе бегу.
Не оглянусь! Что я оставил там?
Тоску-печаль по вымерзшим садам?
Плач по друзьям, истаявшим в огне
земных борений? Но друзья – во мне,
как я — в сиянье этих вечных звёзд,
что образуют в триединство мост.
Не оглянусь! Метель в затылок мой.
То дышит мир, что был моей тюрьмой.
Не я ли сам — песчинка в снах горы —
себя в себе захлопнул до поры?
… Прочь от себя, от средоточья тьмы —
на свет любви, как будто от чумы,
перед единой истиной в долгу…
Нет ничего на этом берегу.

Пей сейчас
густую мудрость книг.
Слушай птиц,
их пение и крик.
Запах звёзд небесных
улови.
Тронь рукой сияние любви.
Ухвати безумие
за хвост!
Но — сегодня!
Завтра — не до звёзд.

Лишь сегодня радуйся и верь!
Барабань в любую
душу-дверь.
Выключай сегодня в сердце зло.
Бей сегодня
хищника в мурло!
Выноси сейчас
себя на суд.
Никакие «завтра»
не спасут.

Питая душу витаминами
добра и зла — смотрю в себя,
как в зал, увешанный картинами,
остатки разума слепя.

Пестрят портреты персонажами,
кричат сюжеты бытия,
и стены выстланы пейзажами –
их обожала жизнь моя.

Клочок тайги, долина бледная,
на небо — горная тропа…
И птичка в небе, неприметная,
как вся моя… чирик-судьба.

Ты шёл, волнуясь и любя,
и вот ты одолел дорогу…
И дела нету до тебя
ни человечеству, ни Богу.

Ты на крыльце сидишь в росе,
в слезах: предательство, измена!
И перешагивают все
тебя, как мёртвое полено.

… Полено — якобы мертво:
оно лежит, не шелохнётся…
Но в грешных буднях об него
нет-нет да кто-нибудь споткнётся!

Ты рождена ночною птицей —
глазастой,
храброй,
смуглолицей.
Над лесом каменных строений
зигзаг твоих
возникновений.
Ты рождена ночною рыбой.
На дне.
Под сумрачною глыбой.
Ты в море пляшешь полосою,
как сталь,
как лезвие косое.
Ты рождена от света — светом,
от тьмы — таинственным предметом.
Поэтом — от вселенских мук.
Ты — луч.
Всё остальное — круг.