Дмитрий Дмитриевич Минаев

Жизнь наша вроде плац-парада;
И в зной, и в холод на ветру
Маршировать тем плацем надо,
Как на инспекторском смотру.

Как рекрут, выучись смиряться,
Но забегать не хлопочи:
Похвалят — крикни: «рад стараться!»
А не похвалят — промолчи.

Тебе прикажут — делай дело!
Терпи — вот лучший твой паек,
А в остальное время смело
Носок вытягивай, носок!..

Король негодует: «Что день, то беда!
Отвсюду зловещие вести.
Везде лихоимство, лесть, подкуп, вражда,
Ни в ком нет ни правды, ни чести…

Поджоги, убийства, разврат, грабежи,
Иуда сидит на Иуде…»
Король обратился к шуту: «О, скажи:
Куда делись честные люди?»

И шут засмеялся: «Ах ты, чудодей!
Очистив весь край понемногу,
Ты в ссылку отправил всех честных людей
И — сам поднимаешь тревогу!»

Имея многие таланты,
К несчастью, наши интенданты
Преподозрительный народ.
Иной, заслыша слово «ворон»,
Решает, что сказали: «вор он!» —
И на его, конечно, счет;
А если кто проговорится
Невинным словом «воробей»,
Он начинает сторониться,
Поймавши звуки: «вора бей!»

Знайте, о женщины: эмансипация
Лишь унижает сословье дворянское;
Вдруг в вас исчезнет опрятность и грация,
Будете пить вы коньяк и шампанское.

Чем утомляться в ученых вам прениях,
Лучше хозяйкою быть полнокровною,
«Дамой, приятной во всех отношениях»
Или Коробочкой, Дарьей Петровною.

Семьей забыта и заброшена,
За ленту скромную, за брошь она
Ласкалась некогда ко мне;
А нынче, позабыв о суженом,
Лишь только жаждет оргий с ужином,
С забвением в вине.

Ты грустно восклицаешь: «Та ли я?
В сто сантиметров моя талия…»
Действительно, такому стану
Похвал я выражать не стану.

Парик на лысину надев,
Не уповаю я на дев
И ничего не жду от дам,
Хоть жизнь подчас за них отдам…

Поэт понимает, как плачут цветы,
О чем говорит колосистая рожь,
Что шепчут под вечер деревьев листы,
Какие у каждой капусты мечты,
Что думает в мире древесная вошь,
Он ведает чутко, что мыслит сосна,
Как бредит под раннее утро, со сна,
И только поэт одного не поймет:
О чем это думает бедный народ?

Я знал ее милым ребенком когда-то,
Однажды, тогда ей десятый был год,
Она свою куклу случайно разбила
И плакала целую ночь напролет.

Промчалось, как ясное облако, детство,
Но как изменилась подруга моя!
Она мое сердце разбила на части,
Но плакал об этом один только я!

Утро. Весь город от сна просыпается…
Люди рабочие всюду бегут.
Гул и движение… Кто-то ругается
И… непременно кого-нибудь бьют.

Полдень. Столица как будто наряднее,
Взад и вперед экипажи снуют…
Треск: на передних наехали задние
И… непременно кого-нибудь бьют.

Вечер. По улицам газ зажигается,
Речи свободней слетают, и кнут
Как-то живее в руках поднимается
И… непременно кого-нибудь бьют.

Ночь. Люди спят уже. Время приспело им
Кончить поденный свой труд.
Если же шаг мы по улице сделаем —
Там непременно кого-нибудь бьют.

Уж много лет без утомленья
Ведут войну два поколенья,
‎Кровавую войну;
И в наши дни в любой газете
Вступают в бой «Отцы» и «Дети»,
Разят друг друга те и эти,
‎Как прежде, в старину.

Не верьте клевете, что мы стоим на месте,
Хоть злые языки про это и звонят…
Нет, нет, мы не стоим недвижно, но все вместе
И дружно продвигаемся… назад.

Нельзя довериться надежде.
Она ужасно часто лжет.

Для чего на небе звезды?
Много толков я слыхал.
И решил загадку сам:
«Вероятно за отличье
Даны звезды небесам».

Вор про другого не скажет и в сторону:
«Вор он!..»