Солдат

— Здесь опасно, в воздухе радиация, не понимаете?
— Знаешь, сколько мне лет?
— Не знаю. Наверное, много.
— Восемьдесят два. Я всю жизнь прожила здесь. Именно здесь, в этом доме, в этой деревне. Мне плевать на опасность.
— У меня приказ. Давайте без глупостей.
— Глупости? Ты не первый солдат, пришедший сюда с оружием. Когда мне было двенадцать, началась революция. Сначала царские солдаты, потом большевики. Парни, как ты, приходили один за другим, говорили, чтобы мы уходили отсюда. Нет. Потом был Сталин и с ним голод, Голодомор, родители умерли, двое моих сестер. Тем, кто выжил приказали убираться. Нет. А тогда Отечественная война. Немецкие солдаты, русские солдаты — больше солдат — сильнее голод, больше смерти. Мои братья не вернулись с войны. А я жила здесь и по сей день живу. Так после всего, что я видела, я должна бежать от того, что я даже не могу увидеть? Нет.

— И прошу больше, не рискуйте бесполезно…
— Что тут опасного?
— Помните заповедь «Не воруйте»?! Во-первых, риск больше, чем прибыль, а во-вторых, государство не терпит конкурентов…

— Его отец — шиит, мы его проверяем.
— Его отец — агент ФБР, и уж так случилось, что он мой напарник.
— Не ори на меня, а то я решу, что ты из Эфиопии.
— Да тебе и не понять, что это не оскорбление.

— А вам известно наказание за мародёрство, сэр?
— Перестанут давать джин?
— Смерть, чёрт побери!
— Сэр, разрешите доложить. Эта маленькая свинка заблудилась, и я пытаюсь найти её родителей, сэр.
— Этот парень умеет защищать безнадёжную позицию. Повысить его до капрала.

— Перед смертью отец сказал нам, что в нашей семье все были патриотами.
Он всегда говорил: «Дети мои! Помните. Один из вас должен остаться в живых…»
*всхлипывает*
… «чтобы продолжить наш род».
И вот я остался один.
*плачет*

— Вот вы бывший дворянин, офицер отдельного корпуса пограничной стражи, хотите принять участие в постройке новой государственной машины? По совести, не лукавя? Всё-таки двинулось дело с мёртвой точки.
— А я уверен, что половина этих людей увезёт свои ценности с собой. Можете не сомневаться.
— Почему вы так считаете?
— Смотрите. Что везёте?
— Одежду. Сахар фунта два. И деньги рублей пятьсот. И всё. Истинный крест.
— Посмотрим. Последний раз спрашиваю, вы всё назвали? Дайте нож.
— Вот те вам, а чего я не назвал? Думаете, спрятал чего… Прошу, вот…
— Вы, гражданин, дурака-то не валяйте. А я-то думал, золотишко, а тут портреты семейные…
— Это мои дедушки-бабушки, дяди-тёти и дети.
— И все ваши? Жан Изабе. Матье… Дедушки… Авторы этих работ крупнейшие художники восемнадцатого-девятнадцатого веков. У кого вы купили эту коллекцию миниатюр? Советую говорить правду! Это всё стоит не менее сорока-пятидесяти тысяч золотых рублей. Уезжали бы сами, раз невтерпёж… Что ж вы Россию разворовываете!!
— А она будет? Россия будет-то? Вон, истинно русские к немцам бегут. Остаётся-то кто? Комиссары да инородцы. Дерьмецы и ублюдки. Погодите, дайте срок мы вам всем требуху то повыпустим. Мерзавцы.
— Таких отпускать нельзя!
— Согласен с вами. Таких надо отводить туда! Под пакгауз! И сразу пулю в лоб! К сожалению, не имеет право… А вам спасибо, между прочим. Вы мне ещё одну сторону границы помогли открыть. И сколько ещё сторон границы откроется…

— Они умышленно создают пробку на границе, чтоб вызвать беспорядки и осложнить начавшиеся переговоры о мире.
— Тут такое творится… Вы второй кто о защите пропускного пункта говорит. Надёжной армейской охраной. Нет никакой, ни надёжной, ни ненадёжной…
— Да видел уже, на станции обстановка накалённая, товарищи. Так какого же рожна, вы офицеров расстреливаете? Совсем рехнулись? А если бы эта толпа раздавила вас, а потом пошла на проволочные заграждение, а немцы ударили бы из пулемётов. Тысячи убитых и сорванные переговоры! Виновные в расстреле будут строго наказаны, можете не сомневаться.
— Эх, не мордовали вас золотопогонники. не материли… А мы натерпелись!
— Меня тоже на Сахалине десять лет пирогами потчевали, однако я ж не мщу своим бывшим «учителям».

— Из-за ваших семейных распрей погибло две тысячи солдат Лян.
— Ты не достоин говорить со мной!
— Это ты не достоин говорить со мной!

— Я тебя недооценил. Тебе таки удалось притащить меня в Лян.
Я для тебя пленный или враг?
— Ни то, ни другое. Беги! Скорее, пока я не передумал.
— Почему?
— Ты и твой брат… Один должен жить.

— Эй! Смотри, не обмани меня.
— Что?
— Ближайшие десять лет…
— … не дрогнет и камень! Я всё помню.

— Я выполняю долг, ради Христа!
— Ты убиваешь невинных людей.
— Они сарацины!
— Только в этом их вина? Они мирные бедуины.

— Вы предатели!
— И кого мы предали, вашу прежнюю королеву или нынешнюю?
— Вы нарушили закон.
— Закон? Вы забыли тех, кто любил вас — матерей и отцов. Какой закон нарушили они? Любовь не делает нас слабыми, наоборот, она дает нам силу. Мы же бились плечом к плечу, с самого детства, мы же любили друг друга.

— Но ведь мы на гражданском судне, у нас даже оружия нет.
— А у тебя есть оружие?
— Да, конечно. Bren 7.62.
— И помогло оно тебе во время бомбёжек вражеской авиацией?

— Вы простые моряки, а не чёртов флот. Вы должны сидеть дома!
— От этого не спрятаться, сынок, это наш долг.
— Я туда не вернусь. Вернёмся — погибнем. Разворачивайтесь!

«Хожу без работы, пошел в совет депутатов просить места – мест, говорят, нету, а вот тебе два ордера на право обыска, можешь отлично поживиться. Я их послал куда подале, я честный человек…»

Справа и слева
Синее небо,
А под ногами дальний путь.
Куда иду, я не знаю,
Дорога сама
Меня приведет куда-нибудь!
Ать, два, левой,
Ать, два, правой,
Так бы я, братцы, шел и шел.
А то, что ветер в карманах,
Так это пустяк.
Главное дело, что живой!