Если одна студия даст материал, над которым надо думать, а вторая подаст уже разжеванное, то понятно, кого будут смотреть и слушать…
— А вы че, ребята, всё стреляете?!
— А че?
— А то, что уже не стреляют. Сейчас по-другому бизнес делают.
— Я хочу логику понять происходящего.
— А на хрена? Ты всё равно уезжаешь.
— Ты зачем разбил Гульчухнойц лицо?
— Вот за это ненавижу нашу интеллигенцию, знает ответ, и всё равно спрашивает… Не связывался с ними, всё равно результат будет ноль. Это серьёзные, взрослые дяди…
— Между прочим, дядя, у нас за проезд полагается платить государству!
— Правильно! Передай, пожалуйста, государству [протягивает деньги]!
— Сдачи не будет.
— От государства не требуется!
— Не пойдёт!
— Тогда сдачу жертвую водителю на чай!
— На что жертвуете?
— На духи!
— Знаешь, я вообще считаю, что книги нужно писать так, чтобы последние страницы были пустыми.
— Как это, пустыми?
— Ну так, без текста… Представляешь, ты идёшь в магазин, покупаешь книгу, быстро её читаешь, а конец сам дописываешь по вкусу. Я никогда не понимал, почему мне кто-то должен что-то навязывать? Вот какой хочу конец — пускай такой и будет.
— Ночью приспичит, и глаза страшно открывать. Пощупаю — потом всю ночь не сплю. Маета…
— Нако вот, витамин C. Нинка говорит — кровь разгоняет!
— Скажи Нинке, что водка кровь разгоняет!
— Водка да! Сто не по сто, а по сто пятьдесят… О!
— И молчишь! Ну ты, Федор вообще!
— Будет, будет по сто пятьдесят!!! Так я ж думал, что тебе нельзя!
— А теперь уж хуже не будет… Все! Отъездился Лёха! Теперь только в инвалидной коляске!
— Ай, йошкин кот… Держи!
— А ты не знаешь, на коляску права нужны?
— Хех!
— Главное, чтоб руки были на месте. С руками не пропадешь! Верно, Фёдор Иваныч?
— О, послушай мудрого человека, правильно говорит! Ой, извини, как тебя звать?
— Сергей!
— Сергей, давай-ка с нами!
— Тебе в рейс скоро?
— Как только, так сразу!
— Ну, а телегу то нашу починили?
— Чинят, чинят! На, закусывай, Серёжа…
1
1
— Спокон веков у нас так: бах-трах-тарарах, перебьют всю живность, а потом начинают устраивать заповедники.
— Что это ты? — сказал Сергей. — Ведь они же мешают.
— Вот нам всё мешает, — сказал Матти. — Кислорода мало мешает, кислорода много — мешает, лесу много — мешает, руби лес… Кто мы такие в конце концов, что нам всё мешает?
Когда сеешь семена любви, они прорастают цветком, какой бы сухой ни была земля.
— А знаете, это состояние излечимо. Вас можно вылечить.
— Зачем? Зачем?
В те прекрасные времена моего детства, когда у каждого было своё место в жизни, люди делились на «оправдавших доверие» и «не оправдавших доверие».
— Странный у вас город — Москва… Раньше я так не жил.
— Парниш, ты и не жил. Братское сердце, если б ты знал, какое количество моих друзей и знакомых, близких приезжали сюда, тешили себя надеждой заработать простых легких денег и просто так свалить. И никому этого не удавалось, во всяком случае, у меня таких примеров нет. Это не город. Это яма. Клоака. Он забирает всё. Но иногда отдаёт. Он может тебе отдать большой бриллиант, а может дать маленький алмаз, а может дать маленькое стеклышко или пыль от стекла. Если у тебя будет когда-нибудь в жизни возможность вырваться отсюда, то весь остаток жизни ты проведёшь в ощущении затянувшегося отпуска.
— А вы каким одеколоном пользуетесь?
— А вы?
— А я — «12 апостолов». Чудесный букет, меня шесть лет назад мой профессор пристрастил… И пьётся, и запах… А вы всё-таки каким?
— «Богарт», но в последнее время как-то недосуг…
— Напрасно, без обонятельного параметра вы неполноценны как особь.
В те прекрасные времена моего детства, когда у каждого было своё место в жизни…
В те прекрасные времена моего детства, когда все занимали своё место в жизни…