Дик Дайвер

— Который час, вы не знаете? — крикнула ему Розмэри.
— Около половины второго.
Оба оглянулись на горизонт.
— Час неплохой, — сказал Дик Драйвер. — Не самый худший в сутках.

Вас многие еще будут любить, а когда-нибудь вы и сами полюбите и, наверно, порадуетесь, что пришли к своей первой любви нетронутою и физически, и душевно. Немножко старомодный взгляд, пожалуй?

Дик высунулся из окошка, но никого не увидел; судя по мелодии, это было религиозное песнопение, и ему, в его душевной опустошённости и усталости, захотелось, чтобы поющие помолились и за него — но о чём, он не знал, разве только о том, чтобы не затопила его с каждым днём нарастающая тоска.

— Я как Черная Смерть, — медленно произнес он. — Я теперь приношу людям только несчастье.

Людям всегда кажется, что их дети чище других и, если даже они болеют, от них нельзя заразиться.

Человеку незаурядному всегда приходится балансировать на грани — и далеко не все способны выдержать напряжение.

— Хотите, я вам опишу всё, как было: первый роман ни к чему не привёл, и за ним последовала долгая пауза. Второй оказался удачнее, но для вас это был роман без любви. На третий раз всё сложилось к общему удовольствию…
Он уже не мог прервать этого самоистязания.
— Потом был один длительный роман, который постепенно изжил себя, и тут вы испугались, что у вас ничего не останется для того, кого вы полюбите всерьёз. — Он чувствовал себя почти викторианцем. — После этого пошла мелочь, легкие флирты, и так продолжалось до последнего времени. Ну как, похоже?

… довольно трудно продолжать хорошо относиться к тем, кто уже не относится хорошо к тебе.

… часто бывает, что с какого-то пустякового эпизода начинается важная полоса в жизни человека.

Я люблю Францию, где каждый воображает себя Наполеоном, — а здесь каждый воображает себя Христом!

— Ты доволен поездкой?
— Как всякий, кто едет, чтобы от чего-то убежать.

— Терпеть не могу английскую манеру оглушительным шепотом говорить о людях гадости.

Ни один истинный ариец не способен претерпеть унижение с пользой для себя; если он простил, значит, оно вросло в его жизнь, значит, он отождествил себя с причиной своего позора — что в данном случае было невозможно.

Можно надеть не совсем свежую сорочку, но мятую сорочку надевать нельзя.

.. Ведь что подразумевается под чрезмерной обходительностью — все люди, мол, до того чувствительные создания, что без перчаток к ним и притрагиваться нельзя. А как же тогда с уважением к человеку? Непростое дело обозвать кого-то лгуном или трусом, но если всю жизнь щадить людские чувства и потворствовать людскому тщеславию, то в конце концов можно потерять всякое понятие о том, что в человеке действительно заслуживает уважения.