Валентин Пикуль. Баязет

Где русский флаг поднят хоть единожды, там он уже не будет спущен до тех пор, пока мы сами не снимем его.

Верно говорят солдаты, что, имей курды свой огород, в чужой бы и не совались. Нет страшнее народа без родины: сегодня нас режут, завтра армян, а потом их самих турки вырежут. К нам же и бегают спасаться! Однако в Крымскую кампанию, помнится, эти молодчики здорово помогли нашей армии восстанием  — чуть было Багдад не взяли. Вояки матерые!

Князь Святополк-Мирский решил не извинять:
— Да что вы тут заладили: Дмитрий Иванович да Дмитрий Иванович! Зовите меня просто, по-свойски  — ваше высокопревосходительство.

Англичанин снова посмотрел на нукеров.
—  Я,  — тихо сказал он,  — не совсем понимаю вас, русских. То, что вы свершаете здесь, в Баязете,  — беспримерно, хотя и не будет подлежать оценке истории. Однако в какую область психологии вы прикажете отнести ваш подвиг  — в область высокого мужества или же отупелого отчаяния?
—  Я плохо владею вашим языком,  — пояснил Некрасов,  — и не могу сейчас подыскать нужное слово. Но по-русски это будет называться так: «самопожертвование». Это очень трудное слово, сэр, и не старайтесь его повторить.

Клюгенау улыбнулся:
— А вы не смейтесь… Я вам не сказал, что влюблён, но чистый облик женщины возбудил во мне желание жертвовать для неё. Поймите, что в любви никогда нельзя требовать. Мальчик бросает в копилку монеты и слушает, как они там гремят. Когда-нибудь он вынет оттуда жалкие рубли. Я же хочу бросить к ногам женщины не копейки  — разум, страсть, мужество, долготерпение, надежду и, наконец, самого себя. Неужели, Карабанов, эти чувства могут прогреметь в её сердце, как копейки в копилке?

… на войне есть такой дурацкий обычай, когда люди стреляют один в другого.

… отдать женщину на поругание, это… хуже убийства!

Когда женщина смотрит в нашу сторону, мы всегда хотим быть героями…

Самое главное на Востоке – вежливость: можно говорить и делать что угодно, но — вежливо…

Прапорщик неумело выглотал водку до конца и быстро опьянел.
—  Вам надо полюбить женщину,  — посоветовал он.  — Любовь очищает человека и делает его лучше. Многое, что казалось неясным и расплывчатым, приобретает определенные формы…
—  Чепуха,  — ответил Карабанов,  — когда женщина входит в жизнь человека, начинается развал и хаос. Женщина по своей натуре не созидатель, она разрушитель. Она, если хотите, тот же дикий курд…
—  Женщина воскрешает!  — сказал Клюгенау.
—  Губит,  — ответил Андрей.
— Женщина  — источник жизни,  — сказал Клюгенау.
—  И — гибели,  — закончил Андрей.

—  Я… боюсь,  — честно признался юнкер.
—  В этом вы не оказались оригинальны: я тоже не сгораю сейчас на костре героизма.

Певец издал какой-то печальный вой и замолк.
—  Итак,  — сказал Карабанов, опустив подбородок на эфес шашки,  — я на днях ухожу… У меня будет к вам просьба, барон: если я не вернусь, напейтесь за меня хоть один раз в своей жизни.
— Я не сделаю этого,  — подумав, ответил Клюгенау.  — Я лучше напишу стихи на вашу смерть… Только вы, Карабанов, не погибнете. Вы — злой, а злым людям везёт. Их любят женщины и не трогают собаки.

—  Господа!  — сказал он, этот третий,  — я недавно был в Севастополе. Вы не представляете, какой подъем патриотизма вызвала в обществе эта война!.. Дворец генерал-губернатора был буквально осажден. И кем бы, вы думали?  — проститутками. Да, эта гулящая корпорация тоже решила служить отечеству под Красным Крестом. И самое интересное, что все они давали подписку на целый год обета безбрачной жизни. Проститутки, господа, и те умеют жертвовать для отечества!
—  Ну,  — кощунственно подхватил Андрей,  — нашли, что сравнивать: ведь это же русские проститутки, а не русские чиновники…

Слушать вас — всё равно что соблазнять замужнюю даму или курить гашиш: и вредно, и приятно…

Удивляюсь вам,  — отозвался прапорщик Клюгенау,  — как вы, такой нетерпеливый, смогли выждать девять месяцев в утробе своей матери?..