Когда что-то кончается в жизни, будь то плохое или хорошее, остаётся пустота. Но пустота, оставшаяся после плохого, заполняется сама собой. Пустоту же после хорошего можно заполнить, только отыскав что-то лучшее…
Париж «золотых двадцатых» для миллионов читателей всего мира навеки останется «Парижем Хемингуэя» — городом, где не имея за душой лишнего гроша можно жить, работать и быть счастливым. Десятилетиями это произведение публиковалось по его изданию 1964 года, вышедшему спустя три года после смерти писателя.
Однако внук и сын писателя Шон и Патрик, проделав огромную работу, восстановили подлинный текст рукописи в том виде, в каком он существовал еще при жизни писателя. Теперь у читателя есть возможность познакомиться с тем «Праздником…», который хотел представить ему сам Эрнест Хемингуэй…
Автор:
Всё по-настоящему плохое начинается с самого невинного.
Говорят, что во всех нас скрыты семена того, что мы будем делать, но мне всегда казалось, что у тех, кто умеет шутить в жизни, семена эти прикрыты лучшей почвой и более щедро удобрены.
Если тебе повезло и ты в молодости жил в Париже, то, где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих останется с тобой, потому что Париж — это праздник, который всегда с тобой.
Я всегда работал до тех пор, пока мне не удавалось чего-то добиться, и всегда останавливал работу, уже зная, что должно произойти дальше. Это давало мне разгон на завтра.
Когда наступала весна, пусть даже обманная, не было других забот, кроме как одной: найти место, где тебе будет лучше всего. Единственное, что могло испортить день, — это люди, но если удавалось избежать приглашений, день становился безграничным. Люди всегда ограничивали счастье — за исключением очень немногих, которые несли ту же радость, что и сама весна.
Это было столь же бестактно, как в разговоре с одним генералом лестно отозваться о другом. Допустив такой промах однажды, вы больше никогда его не повторите. Зато, разговаривая с генералом, разрешается упоминать о том генерале, над которым он однажды одержал верх. Генерал, с которым вы разговариваете, будет восхвалять того генерала и с удовольствием вспоминать подробности того, как он его разбил.
.. прибегая ко лжи только ради того, чтобы утешить его, я понял, что говорю правду.
По нашей тогдашней этике похвала в глаза считалась прямым оскорблением.
Путешествуй только с теми, кого любишь.
Я считал, что любовь к картинам или литературным произведениям друзей мало чем отличается от любви к семье и, следовательно, критиковать их невежливо.
Хуже всего, когда ты умом понимаешь, что больше не можешь дружить с человеком.
— Я хочу знать, о чем пишут люди. Это помогает мне не писать то же самое.
Мы хорошо и недорого ели, хорошо и недорого пили и хорошо спали, и нам было тепло вместе, и мы любили друг друга.
Но Париж очень старый город, а мы были молоды, и всё там было не просто — и бедность, и неожиданное богатство, и лунный свет, и справедливость или зло, и дыхание той, что лежала рядом с тобой в лунном свете.