Земля сохраняет свою стоимость, сколько бы раз ее не бомбили.
Что остается у людей, захлебывающихся в огненном водовороте войны? Что остается у людей, у которых отняли надежду, любовь — и, по сути, даже саму жизнь? Что остается у людей, у которых не осталось просто ничего? Всего-то — искра жизни. Слабая, но — негасимая. Искра жизни, что дает людям силу улыбаться на пороге смерти. Искра света — в кромешной тьме...
Автор:
То, чему придумано много имен, самое древнее и простое из которых – Бог. И это означает: Человек.
…заключенные стояли в строю голыми. Каждый из них был человеком. Но они давно забыли об этом.
Лица их заливал пот, а в глазах метался, словно огонь, отчаянный, безжалостный страх смерти, не инстинктивный, а осознанный, опирающийся на опыт; такой страх не способно испытывать ни одно живое существо, кроме человека.
…день жизни – это день жизни, и за этот день многое может произойти.
Он всегда верил в лучшее, если это не было связано с риском. Так было проще.
Когда веришь во что-то, страдания уже не так страшны.
Он знал только одно: жить – значит, выбраться из лагеря, а все, что должно наступить потом, казалось огромным, расплывчатым, зыбким облаком, сквозь которое он ничего не мог разобрать.
Весна каждый раз возвращалась, каждый год, с ласточками и цветами, ей не было никакого дела ни до войны, ни до смерти, ни до печали, ни до чьих-то надежд. Она возвращалась. Она и сейчас была здесь. И этого достаточно.
Кто мы сейчас на самом деле, – покажет время. Кто это сегодня может сказать?
Мы не должны забывать этого [концлагерь]. Но мы не должны и превращать это в культ. Иначе так навсегда и останемся в тени этих проклятых вышек.
Странно – как быстро исчезает с лица решительность, стоит только снять военную форму!
Хорошая сигара порой оказывается лучше всякой дипломатии.