Вот и всегда оно так в тихих заводях вроде нашего Заволжска: то пять или десять лет тишь да гладь и сонное оцепенение, то вдруг один за другим такие ураганы задуют — колокольни к земле гнёт.
«Пелагия и черный монах» — второй роман увлекательнейшей трилогии Бориса Акунина «Провинциальный детективъ» о приключениях непоседливой и изобретательной монахини, способной распутать самое загадочное преступление.
В окрестностях Ново-Араратского монастыря появляется некий призрачный черный монах, пугая и даже убивая людей. Пелагия с жаром берется за дело и втайне от владыки Митрофания начинает собственное расследование…
Будучи приукажен заведовать тихим островным монастырём, высокопреподобный справедливо рассудил, что мода — особа ветренная и, пока она не обратила свой взор в сторону какой-либо иной, не менее почтительной обители, надобно извлечь из притока пожертвований всю возможную пользу.
— Это в вас, владыко, мужская ограниченность говорит. Мужчины в своих суждениях чересчур полагаются на зрение в ущерб прочим пяти чувствам.
— Четырём, — не преминул поправить Митрофаний.
— Нет, владыко, пяти. Не всё, что есть на свете возможно уловить зрением, слухом, осязанием, обонянием и вкусом. Есть ещё одно чувство, не имеещее название, которое даровано нам для того, чтобы мы могли ощущать Божий мир, не только лишь телом, но и душой. И даже странно, что я, слабая умом черница, принужденнна вам это изъяснять. Не вы ли множество раз говорили об этом чувстве в проповедях, и в частных беседах?
Ежели Богу угодно, то непременно сбудется, а если Богу не угодно, то и мне не надобно.
В вопросах, касающихся непостижимых явлений и душевного трепета, мужчины слишком прямолинейны, — заявила Пелагия, быстро пощёлкивая спицами — после третьего стакана чаю она, испросив у владыки позволения, достала вязание. — Мужчины не любопытны ко всему, что им представляется неважным, а в неважном подчас таится самое существенное. Где нужно что-нибудь пстроить, а ещё лучше сломать — там мужчинам равных нет. Если же нужно проявить терпение, понимание, а возможно и сострадание, то лучше доверить дело женщине.
Нипочём женщина в обморок не упадёт и истерики не устроит, если рядом мужчины нет, — сказала она. — Женские обмороки, истерики и плаксивость — это всё мужские выдумки.
Начать с того, что Алёша был безбожник — да не из таких, знаете, агностиков, каких сейчас много развелось среди образованных людей, так что уж кого и не спросишь, чуть не каждый отвечает: «Допускаю существование Высшего Разума, но полностью за сие не поручусь», а самый что ни на есть отъявленный атеист.
Пусть видят, что есть люди — и многие, кому духовное дороже плотского.
Чтоб на земле жить, нужно силу иметь — такую силу, с которой можно всю тяжесть мира на себе принять и не согнуться.
Любопытство и тяга к таинственному в людях сильней благоразумия и страха.
Одна святость только у скучных разумов бывает, а человеку мыслящему тяжкие искушения в испытание ниспылаются. Благ не тот, кто не искушается, а тот, кто преодалевает.
Никогда и ни в чём не сомневающийся мёртв душой.
Женщины вечно преувеличивают своё воздействие на мужчин.
Экклесиаст сказал: «Кривое не может сделаться прямым и чего нет, того нельзя сосчитать». А между тем, основоположник научного прогресса Галилей полагал иначе. Он сформулировал главный догмат учёного так: «Измерить всё, что поддаётся измерению, а что не поддаётся — сделать измеряемым».
- 1
- 2