Андрей Битов - цитаты из книг автора

Литература — это еще и власть. Писать хорошо — это претендовать и захватывать, владеть чужою душой.

… красавицы бывшими не бывают.

Выросши, не презирай мечтаний своей юности.

Почему-то за любовью признано неоспоримое право. Между тем следует спросить того, кого любишь: нужно ли ему это, безответное, льстит ли… Права любимого не учтены. Он — жертва нашей страсти.

Соблазн — это надежда на бесплатность. Платить же приходится не за вход, а за выход.

… мне ни разу не удалось встретиться (не призывным, не игривым — просто обыкновенным, случайным) взглядом ни с одной незнакомой армянской женщиной или девушкой. Мне было уделено не больше, а меньше внимания, чем любому столбу или забору. Я бы считал такую задачу в отношении себя противоестественной и нарочитой, если бы это «невстречание» с моим взглядом не давалось им столь же легко, как дыхание.

Любовь к детям, как почти всё в Армении, достойна. Сильна, но не аффектирована, нежна, но проста. Воспитание детей имеет, как мне показалось, одно общее отличие от того, что я привык наблюдать у себя дома. Отличие, по-видимому, принципиальное: наше влияние и власть над детьми расположены с возрастом по убывающей, у них — по возрастающей.

С изобилием справляется только культура. Некультурный человек не может быть богатым. Богатство требует культуры. Некультурный всегда разорится, а потом будет разорять.

Если бы мне дали задачу определить в двух словах, что такое культура, не та культура, которая высшее образование и аспирантура, ибо и образованный человек может оказаться хамом, а та культура, которой бывает наделён и неграмотный человек, я бы определил её как способность к уважению. Способность уважения к другому, способность уважения к тому, чего не знаешь, способность уважения к хлебу, земле, природе, истории и культуре — следовательно, способность к самоуважению, к достоинству. И поскольку я не был бы удовлетворён этой формулировкой, мне бы показалось, что она неполна, я бы ещё добавил: способность не нажираться. Обжирается и пресыщается всегда нищий, всегда раб, независимо от внешнего своего достояния. Обжирается пируя, обжирается любя, обжирается дружа… Выбрасывает хлеб, прогоняет женщину, отталкивает друга… Грязь. Пачкотня. Короткое дыхание, одышка… Такому положено ничего не иметь — голодать, только голодный он ещё сохраняет человеческий облик и способен к сочувствию и пониманию.

Только на родном языке можно петь, писать стихи, признаваться в любви… На чужом языке, даже при отличном его знании, можно лишь преподавать язык, разговаривать о политике и заказывать котлету.

Кaкое же должно быть Слово, чтобы не истереть своё звучaние в непрaвом употреблении? Чтобы все снaряды ложных знaчений ложились рядом с заколдованным истинным смыслом!.. Но дaже если слово точно произнесено и может пережить собственную немоту вплоть до возрождения фениксa-смыслa, то значит ли это, что его отыщут в бумaжной пыли, что его вообще стaнут искaть в его прежнем, хотя бы и истинном, знaчении, a не просто произнесут зaново?..

Ты думаешь, цель — признание, а признание — подтверждение того, что тебя поняли?.. Болван. Цель жизни — выполнить назначение.

Ах, самые сильные чувства пробуждаются в нас, когда нам говорят в лицо то, что мы сами-то прекрасно знаем.

Так мы всегда, давая всё меньше, полагаем, что отдаём последнее, а за последнее — требуем от другого всего.

… общество и есть коллективная неискренность.