Самая тяжелая жизнь совсем не у тех, кто тонет в море, роется в земле или ищет воду в пустынях. Самая тяжелая жизнь у того, кто каждый день, выходя из дому, бьется головой о притолоку — слишком низкая…
От неизлечимой болезни умирают люди — и гибнет страна. Исцеление может прийти только чудом. Быть может, если не люди, то хотя бы СТРАНА сумеет исцелиться от смертельного недуга страха?..
Автор:
— А зачем человеку жить сто лет? И не надо. Это дело было вот как. Раздавал, ну, Аллах жизнь и всем зверям давал по пятьдесят лет, хватит. А человек пришел последний, и у Аллаха осталось только двадцать пять.
— Четвертная, значит? — спросил Ахмаджан.
— Ну да. И стал обижаться человек: мало! Аллах говорит: хватит. А человек: мало! Ну, тогда, мол, пойди сам спроси, может у кого лишнее, отдаст. Пошел человек, встречает лошадь. «Слушай, — говорит, — мне жизни мало. Уступи от себя.» — «Ну, на, возьми двадцать пять.» Пошел дальше, навстречу собака. «Слушай, собака, уступи жизни!» «Да возьми двадцать пять!» Пошел дальше. Обезьяна. Выпросил и у нее двадцать пять. Вернулся к Аллаху. Тот и говорит: «Как хочешь, сам ты решил. Первые 25 лет будешь жить как человек. Вторые 25 будешь работать как лошадь. Третьи 25 будешь гавкать как собака. И еще 25 над тобой, как над обезьяной, смеяться будут».
А откуда вы знаете, в какой точке земли вы будете счастливы, в какой — несчастливы? Кто скажет, что знает это о себе?
И еще обязательное условие: переносить лечение не только с верой, но с радостью! С радостью! Вот только тогда вы вылечитесь!
Вот так и жить — радоваться тому, что есть! Тот и мудрец, кто доволен немногим. Кто — оптимист? Кто говорит: вообще в стране все плохо, везде — хуже, у нас все хорошо, нам повезло. И счастлив тем, что есть, и не терзается. Кто — пессимист? Кто говорит: вообще в нашей стране все замечательно, везде — лучше, только у нас случайно плохо.
… и молоко, и мясо можно принести с базара — но где купишь собачью преданность? Любовь к животным мы теперь не ставим в людях ни в грош, а над привязанностью к кошкам даже непременно смеемся. Но разлюбив сперва животных — не неизбежно ли мы потом разлюбиваем и людей?
Если ты не умеешь использовать минуту, ты зря проведешь и час, и день, и всю жизнь.
И где раньше были глаза — теперь глаз не было. И где раньше рот приходился — теперь не стало рта.
Одна страсть, захватив нас, измещает все прочие страсти.
… Нельзя быть таким слишком практичным, чтобы судить по результатам, — человечнее судить по намерениям.
Совсем не уровень благополучия делает счастье людей, а — отношения сердец и наша точка зрения на нашу жизнь. И то и другое — всё в нашей власти, а значит, человек всегда счастлив, если он хочет этого, и ничто не может ему помешать.
Искренность никак не может быть главным критерием книги. При неверных мыслях или чуждых настроениях искренность только усиливает вредное действие произведения, искренность — ВРЕДНА! Субъективная искренность может оказаться против правдивости показа жизни…
Нет, принимать жизнь лёгкими плечами — не её была участь. Чем хрупче удался человек, тем больше десятков, даже сотен совпадающих обстоятельств нужно, чтоб он мог сблизиться с подобным себе. Каждое новое совпадение лишь на немного увеличивает близость. Зато одно единственное расхождение может сразу все развалить. И это расхождение так рано всегда наступает, так явственно выдвигается.
Но даже первый шаг против боли — обезболивание, тоже есть боль.