Усопшие (Shiki)

Я думала, у Вас должны быть рога и копыта, ведь так обычно описывают людей, отвергнутых Богом, хотя что с того, что у вас нет рогов? Зато есть шрамы.

Убийство не может быть справедливым, какими бы благородными мотивами не руководствовался убийца.

Бог никогда ничего не говорит. И молчание Бога никак не связано с жизнью и смертью. Когда тебя отрезает от остального мира, ты выпадаешь и из под власти Бога. Тебя никто не защищает. И тебя нельзя ни обвинять, ни наказывать за грехи.

— Ты не боишься смерти?
— Я уже давно мертв.

— Что с тобой? Ты ужасно выглядишь!
— Отстань! Я таким родился!

Скоро сядет солнце, и мир окутает тьма,
И он опять вернётся в эту пустошь.
Здесь лежит убитый им брат.
Глотая слёзы, он станет над могилой в безмолвном прощании.
В эту ночь мертвый поднимается из гроба.

The darkness within my heart is like a snake, spitted out it’s forked tongue, waiting for the perfect timing to strike…

But from the bottom of my heart, i think it’s better if this village is destroyed.

Your habits, your age, your personality, your wealth, your beauty — they are all meaningless in the face of death. Since it destroys all of these, death is terrible.

Твои привычки, возраст, личность, богатство или красота — всё это имеет значение только когда ты жив. Смерть обесценивает твое существование — именно это делает её такой беспощадной.

— Благодаря вам я стал лучше понимать себя.
— Понимать себя?
— Да.
— Тогда ответьте мне. Почему вы пытались убить себя?
— Потому что отчаялся.
— Дело ведь не в этом. Нет.
— Но ведь он убил своего брата от отчаяния.
— Он?
— Брат его был связующей нитью между ним и окружающим миром, и, вместе с тем, между ним и отчаянием.
Он заглянул в пустые глаза брата и промолвил: «Я не питал к тебе ненависти». «Знаю», — ответил тот.
Тогда усопший заговорил впервые: «Ты разорвал оковы, что держали меня на горе. А гора та была во власти Бога. Мне приходилось изображать из себя праведника, дабы Бог был милостив ко мне. Я подавлял себя. Ненавидел и проклинал гору. Я не мог жить иной жизнью, но и примириться с подобной не мог. Ты же был совсем другим. Свободным.»
— Потому то младший брат и шел за старшим?
— Верно. Именно поэтому младший брат и желал быть со старшим.
— Почему же старший брат был в отчаянии?
— И тогда шики промолвил вновь: «Благодарю. Я хотел, чтобы ты убил меня».
Он посмотрел на младшего брата, и тот неожиданно исчез. Но время возвращаться усопшим в могилу еще не пришло. И всё же его брат растворился в воздухе. Впервые взывал он к своему брату, выкрикивал его имя. Вдруг понял, что повторяет свое. У него не было брата. Он убил. И он был тем, кого убили. Отчаяние породило его младшего брата, и оно же заставило его пролить кровь себя самого.

У всех один конец, перед смертью все равны.

Образ жизни, возраст, характер, богатство, красота… Все это имеет значение лишь при жизни. Смерть обращает все это в ничто. Поэтому она так ужасна.

Ни одна жизнь не заслуживает того, чтобы отбрасывать ее со словами: «Мне все равно, когда я умру».

Хорошо иметь работу. Она придает жизни определенный смысл.

— Дядя Муро. Вы не грустите?
— Да я не только из за тебя. Мой, ещё молодой друг и его сын, могут умереть. Дело ведь не обычное.
— А вам не грустно, когда умирают старые люди?
— Ты не так поняла. По моему ужасно, когда люди совсем не успевают пожить.
— Смерть всегда ужасна. Молодые и старые, добрые и злые — смерти все равны. Она никого не минует, поэтому нет ничего страшнее ее. Образ жизни, возраст, характер, богатство, красота — все это имеет значение лишь при жизни. Смерть обращает все это в ничто. Поэтому она так ужасна.