— Мое глубочайшее почтение, э, почтеннейшая матерь, — дурашливо запищал он. — Хвала Великой Мелитэле и жрицам ее, сосудам добродетели и мудрости…
— Перестань поясничать, Лютик, — фыркнула Нэннеке. — и не именуй меня матерью. При одной мысли, что ты мог быть моим сыном, меня охватывает ужас.