— Скажи, Робби, — спросила Пат немного погодя, — что это за цветы, там, у ручья?
— Анемоны, — ответил я, не посмотрев.
— Ну, что ты говоришь, дорогой! Совсем это не анемоны. Анемоны гораздо меньше; кроме того, они цветут только весной.
— Правильно, — сказал я. — Это кардамины.
Она покачала головой.
— Я знаю кардамины. У них совсем другой вид.
— Тогда это цикута.
— Что ты, Робби! Цикута белая, а не красная.
— Тогда не знаю. До сих пор я обходился этими тремя названиями, когда меня спрашивали. Одному из них всегда верили.
После войны он все время думал: какое это счастье — жить. И в сравнении с этим счастьем все казалось ему незначительным.
— А чем ты занималась?
— Да, собственно, ничем. Просто так — жила для себя.
— За это хвалю! Нет ничего прекраснее.
Если хочется жить, это значит, что есть что-то, что любишь.
Я не хочу больше ни о чем узнавать. Теперь я хочу быть только счастливой.
Ах, дорогой мой, все, собственно, довольно легко – не надо только самим усложнять себе жизнь!
Ты вообще не знаешь, какой ты. Я редко встречала людей, которые бы так сильно заблуждались относительно себя, как ты.
Я слишком много думаю о тебе. Ты не знаешь, какая здесь жизнь. Сверкающая, прекрасная тюрьма. Стараюсь отвлечься как могу, вот и всё. Вспоминая твою комнату, я просто не знаю, что делать. Тогда я иду на вокзал и смотрю на поезда, прибывающие снизу, вхожу в вагоны или делаю вид, будто встречаю кого-то. Так мне кажется, что я ближе к тебе.
– Я хочу жить, а ты хочешь денег.
– Чтобы жить!
– Мужчины с большими деньгами в большинстве случаев отвратительны, Робби.
– Но деньги ведь не отвратительны?
– Нет. Деньги нет.
– Так я и думал.
– А разве ты этого не находишь?
– Нет, почему же? …
– Они дают независимость, мой милый, а это еще больше.
… свежие розы в воскресенье, да ещё в этакую рань, несомненно пахнут воровством.
— А ведь, собственно говоря, стыдно ходить по земле и почти ничего не знать о ней. Даже нескольких названий цветов.
— Не расстраивайся — гораздо более позорно, что мы вообще не знаем, зачем околачиваемся на земле. И тут несколько лишних названий ничего не изменят.
Люди ещё больший яд, чем алкоголь или табак.
(Люди куда более опасный яд, чем водка и табак.)
– Ты здесь не влюбилась?
– Не очень.
– Мне бы это было совершенно безразлично.
– Замечательное признание. Уж это никак не должно быть тебе безразлично.
– Да я не в таком смысле. Я даже не могу тебе толком объяснить, как я это понимаю. Не могу хотя бы потому, что я всё еще не знаю, что ты нашла во мне.
– Пусть уж это будет моей заботой.
– А ты это знаешь?
– Не совсем. Иначе это не было бы любовью.