— Многие из этих деревьев были моими друзьями, я знал их ещё семенами и желудями.
— Я сожалею, Древень.
— Все они были живыми. Саруман!.. Кому как не волшебнику знать это?
За такое предательство не сыщется проклятье ни на эльфийском, ни на энтском, ни на людском языке.
Огонь Изенграда будет распространяться дальше и дальше. Всё, что было хорошего и зеленого в этом мире, будет уничтожено. Не будет Шира.
– Пора спускаться на землю! Мы, Туки и Брендибаки, в небесах долго не выдерживаем… Вершины не про нас.
– Не про нас, – признался Мерри. – Во всяком случае, пока. Уж не про меня – это точно… Но зато мы теперь их видим, эти вершины, и чтим их, правда? Я думаю, каждый должен любить то, что ему положено по его чину, и не мучиться. Надо же с чего-то начинать, надо иметь корни – а чернозем у нас, в Шире, хороший, и глубина – в самый раз!.. Но есть вещи и глубже, и выше. Если бы их не было, никакой Старикан Гемджи не смог бы мирно копаться в своем огороде, что бы он сам про это ни думал! Хорошо, что я хоть одним глазком глянул наверх…
Но так уж наш брат хоббит устроен, что в серьезные минуты у нас на языке одни пустяки. Мы всегда говорим совсем не то, что хочется, – а почему? Потому что боимся сказать лишнее. Когда нету места шуткам, мы сразу теряемся…
Слишком поздно! Прийти слишком поздно – хуже, чем никогда.
Я знаю, что слишком поздно отступать. Знаю, что надежды осталось мало. Если бы я был рыцарем Рохана, способным на великие дела! Но я не такой. Я всего лишь хоббит. Я знаю, что не смогу спасти Средиземье. Я просто хочу помочь своим друзьям. Фродо. Сэму. Пиппину. Больше всего на свете я хотел бы снова увидеть их.
Если тебе нужны друзья, которые тебя ни в воде, ни в огне не бросят, – можешь смело на нас положиться. И тайну ты нам можешь смело доверить – уж мы-то не проговоримся, даже если ты сам однажды не выдержишь и сломаешься. Но если ты ищешь таких, что предоставят тебе одному выпутываться, когда случится беда, а сами потихонечку смоются, – мы тебе не подходим. Понимаешь, мы твои друзья, Фродо. От этого никуда не денешься.
– Ты об этом еще пожалеешь, юнец! Почему ты не ушел вместе с ним? Ты не здешний. Ты не Бэггинс. Ты… ты… Брендибак, вот ты кто!
– Слыхал, Мерри? Оказывается, это оскорбление, – сказал Фродо, захлопнув за нею дверь.
– Какое там оскорбление, – возразил Мерри Брендибак. – Это грубая лесть. А следовательно, неправда.