Дэвид Копперфильд

Как ни был я смущен отсутствием мальчишеской сноровки, а также школьной премудрости, мне была неизмеримо тяжелее другая мысль: то, что я знал, отдаляло меня от моих товарищей куда больше, чем то, чего я не знал.

Может быть, это только иллюзия, но, кажется мне, большинство людей хранит воспоминания о давно минувших днях, гораздо более далеких, чем мы предполагаем; и я верю, что способность наблюдать у многих очень маленьких детей поистине удивительна — так она сильна и так очевидна. Мало того, я думаю, что о большинстве взрослых людей, обладающих этим свойством, можно с уверенностью сказать, что они не приобрели его, но сохранили с детства; как мне обычно случалось подмечать, такие люди отличаются душевной свежестью, добротой и умением радоваться жизни, что также является наследством, которого они не растратили с детских лет.

… несбывшееся нередко является для нас по своим последствиям, такой же реальностью, как и то, что свершилось.

Вспомните, что ещё ни один алчный плут не останавливался вовремя, и это неизменно приводило его к гибели. Это так же непреложно, как и то, что все мы умрём.

Наблюдения над человеческой природой убедили меня, что тот, кто имеет все основания верить в себя, никогда не должен чваниться, если хочет, чтобы в него уверовали другие.

Снова пришла зима; свежий, холодный, ветреный день и раскинувшаяся передо мной равнина воскресили мои надежды.

Что мне было делать, как не осушить поцелуями её слёзы и не сказать, что я безумно её люблю?

Когда я вбил себе в голову эту галиматью, я установил, что она вытеснила оттуда решительно всё, а как только я начал повторять забытое, она улетучилась в свою очередь; когда же я принялся снова её заучивать, от меня стали ускользать другие разделы системы. Короче говоря, можно было прийти в отчаяние.

Велик будет труд, бесценна награда.

Наш обед напоминал обед людоедов — настолько кровавую окраску носила наша беседа.

Хотя лицо девушки было радостным и веселым, но и в нем было какое-то спокойствие, и такое же спокойствие она разливала вокруг, и сама она была словно дух умиротворения и покоя, добрый дух, который я никогда с тех пор не забывал. И никогда не забуду.

Никогда не забыть мне чувства одиночества, охватившего меня, когда я первый раз лег спать под открытым небом.

Почему не умер я тогда? Как хотел бы я умереть в ту минуту, когда моё сердце было переполнено! Больше чем когда-либо я достоин был в эту минуту быть взятым на небеса.

Эта картина так запомнилась мне, что, будь я рисовальщиком, я мог бы, думается, точно изобразить её: малютка Эмли летит навстречу своей гибели (так мне тогда казалось), взгляд устремлен в открытое море, а выражение её лица мне никогда не забыть.

Думаю, что в ожидании грозного события все другие события и нежданные перемены — ничто.