Я в снегу хочу ходить по колено и смотреть, как он падает с неба большими комьями. Красота… красота.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Голоса травы», «Хладнокровное убийство» и «Завтрак у Тиффани» (самое знаменитое произведение Капоте, прославленное в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли) входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Данный сборник объединяет два его первых романа: «Другие голоса, другие комнаты», принесшие Капоте мгновенную славу, и еще более раннее произведение, «Летний круиз», написанное двадцатилетним Капоте, шестьдесят лет считавшееся утраченным и впервые опубликованное уже только в XXI веке. Где бы ни происходило действие — в таинственном мрачном доме в глуши или в шумном центре Нью-Йорка, герои Капоте — это всегда тонко чувствующие люди, которые ищут любви и подлинных человеческих ценностей.
Автор:
Правду сказать, детка, если бы у меня было ума сколько полагается, я бы за него мигом замуж выскочила.
Куда же денешься, если вечно спереди опасность, а за спиной обман? Никуда не денешься. Никуда.
Всю ночь в четверг он не гасил электричества в чужой комнате и читал голливудский журнал до тех пор, пока не выучил последние новости актерской жизни назубок — потому что задумайся он о себе хоть на секунду, ни дрожи, ни горьких слез уже не унять.
Ум может принять совет, но — не сердце; у любви нет географии, и она не знает границ; повесь на нее жернов и утопи, она все равно всплывет — как же иначе? Всякая любовь естественна и прекрасна, если идет от естества; только лицемеры потянут человека к ответу за то, что он любит…
Но мы вообще одиноки, милое дитя, ужасно отрезаны друг от друга; так яростны насмешки мира, что мы не можем высказать и показать свою нежность; смерть для нас сильнее жизни, она несет, как ветер во тьму, наш плач, пародийно прикинувшийся безрадостным смехом: наевшись помоями одиночества до зелени в лице и разрыва кишок, мы с воплями скитаемся по свету, умираем в меблирашках и кошмарных гостиницах, вечных пристанищах бренного сердца.
Больше всего на свете мы хотим, чтобы нас обняли… и сказали… что всё…. что всё будет хорошо.
Любовь — это нежность, а нежность, вопреки распространенному мнению, — не жалость; и еще меньше людей знают, что счастье в любви — не сосредоточенность всех чувств на предмете; любят множество вещей, и любимый является с тем, чтобы стать всех их символом…
Они романтизируют нас, зеркала, и в этом их секрет; какой изощренной пыткой было бы уничтожение всех зеркал на свете: где бы удостоверились мы тогда в существовании собственной личности?
Мир — пугающее место — да, он знал это, — ненадежное: что в нем вечно? Или хоть кажется таким? Скала выветривается, реки замерзают, яблоко гниет; от ножа кровь одинаково течет у черного и у белого; ученый попугай скажет больше правды, чем многие люди; и кто более одинок — ястреб или червь? Цветок расцветет и ссохнется, пожухнет, как зелень, над которой он поднялся, и старик становится похож на старую деву, а у жены его отрастают усы; миг за мигом, за переменой перемена, как люльки в чертовом колесе. Трава и любовь всего зеленее; а помнишь Маленькую Трехглазку? Ты к ней с любовью, и яблоки спеют золотом; любовь побеждает Снежную королеву, с нею имя узнают — будь то Румпельштильцхен или просто Джоул Нокс: вот что постоянно.
Счастье, кажется, состояло в том, что он не чувствовал себя несчастным.
Ведь молодость не слишком человечна, куда ей: молодые не верят, что умрут… тем более не могут поверить, что смерть приходит, и нередко — отнюдь не естественным путём.
У слабоумных, невротиков, преступников, а также, вероятно, художников есть нечто общее — непредсказуемость, извращенная невинность.