Насмехающиеся над другими боятся насмешек над собой.
(Кто насмехается над другими, сам боится насмешек других.)
Насмехающиеся над другими боятся насмешек над собой.
(Кто насмехается над другими, сам боится насмешек других.)
Лишь в редких случаях мы не окрашиваем действительность в те тона, что нам хочется.
Как бы то ни было, если верить в рок, преступления не существует, а значит, теряется смысл наказания, следовательно, наше отношение к преступнику должно быть великодушным.
Если бы не научившемуся плавать приказали: «Плыви!» — всякий счел бы это глупостью. Если бы нетренированному в беге приказали: «Беги!» — это тоже было бы неразумно. Но все мы с самого рождения получаем такие глупые приказы.
Разве во чреве матери мы учились жить? А не успели мы родиться, как должны вступить в жизнь, очень напоминающую арену борьбы. Конечно, кто не учился плавать, не может быть хорошим пловцом. Кто не тренирован в беге, будет отставать от настоящих бегунов. Так и мы не можем уйти с арены жизни без ран.
Возможно, человек бывалый скажет: «Надо следовать старшим. Они для тебя пример». Но можно видеть сотни пловцов и бегунов и не научиться сразу плавать или бегать. А вместо этого наглотаться воды или перепачкаться в пыли. Смотрите, разве мировые чемпионы за гордой улыбкой не прячут гримасу?
Из всего, что свойственно богам, наибольшее сожаление вызывает то, что они не могут совершить самоубийства.
Борьба со случайностью, то есть с богом, всегда полна мистического величия. Азартные игроки — не исключение из правил.
Единственное общее для всех людей чувство — страх смерти. Не случайно нравственно самоубийство не одобряется.
Конечно, я потерпел неудачу. Но то, что создало меня, создаст кого-нибудь другого. Гибель одного дерева — частное явление. Пока существует великая земля, хранящая бесчисленные семена в своем лоне.
Художник, я уверен, всегда создаёт своё произведение сознательно. Однако, познакомившись с его произведением, видишь, что его красота и безобразие наполовину порождены таинственным миром, лежащим вне пределов сознания художника. Наполовину? Может быть, лучше сказать — в основном?
У меня нет совести, у меня есть только нервы.
Чтобы сделать жизнь счастливой, нужно любить повседневные мелочи. Сияние облаков, шелест бамбука, чириканье стайки воробьев, лица прохожих — во всех этих повседневных мелочах нужно находить высшее наслаждение.
Родительская любовь — любовь самая бескорыстная. Но бескорыстная любовь не так уж годится для воспитания детей. Под влиянием такой любви — по крайней мере, главным образом под влиянием такой любви — ребенок становится либо деспотом, либо слабовольным.