И не поехал: зашагал во всю мочь, не успел опомниться, смотрю, к вечеру третьего дня вода завиднелась и люди. Я лег для опаски в траву и высматриваю: что за народ такой? Потому что боюсь, чтобы опять еще в худший плен не попасть, но вижу, что эти люди пищу варят… Должно быть, думаю, христиане. Подполоз еще ближе: гляжу, крестятся и водку пьют, — ну, значит, русские!..
Это маленькое правонарушение служило к созиданию великого дела: оно воспитывало дух товарищества, дух взаимопомощи и сострадания, который придает всякой среде теплоту и жизненность, с утратой коих люди перестают быть людьми и становятся холодными эгоистами, неспособными ни к какому делу, требующему самоотвержения и доблести.
Надо помогать человеку не послаблением, так как от этого человек еще более слабнет, а надо помогать ему на ноги становиться и о себе вдаль основательно думать, чтобы мог от немилостивых людей сам себя оберегать.
Женщина всего на свете стоит, потому что она такую язву нанесет, что за все царство от нее не вылечишься, а она одна в одну минуту от нее может исцелить.
Ангел в душе живёт, но запечатлён, а любовь освободит его.
— У вас очень странные поступки.
— Не замечаю: всякому то кажется странно, что самому не свойственно.
В этом лишении себя маленьких удовольствий для пользы других я впервые испытал то, что люди называют увлекательным словом — полное счастие, при котором ничего больше не хочешь.
… согруби ему — он благословит, прибей его — он в землю поклонится, неодолим сей человек с таким смирением! Чего он устрашится, когда сам даже в ад просится? Он и демонов-то своим смирением из Ада разгонит или к Богу обратит! Нет, нет! Этого смирения и Сатане не выдержать! Он все руки об него обколотит, все Когти обдерет и сам своё бессилие постигнет пред Содетелем, такую любовь создавшим, и устыдится его.
Что больше повиноваться, то человеку спокойнее жить…
— Враг один у всего человечества. Это — его невежество и упадок нравов. Противодействуйте ему.
— Чем же-с?
— Чем хотите, только не насилием и не ксендзами.
Проговорив это, очарованный странник как бы вновь ощутил на себе наитие вещательного духа и впал в тихую сосредоточенность, которой никто из собеседников не позволил себе прервать ни одним новым вопросом. Да и о чем было его еще больше расспрашивать? повествования своего минувшего он исповедал со всею откровенностью своей простой души, а провещания его остаются до времени в руке сокрывающего судьбы свои от умных и разумных и только иногда открывающего их младенцам.
… Владыко проснулись и думают: «К чему это причесть: простой это сон, или мечтание, или духоводительное видение?»
— Ты бессердечный, ты каменный.
— Совсем, мол, я не каменный, а такой же как все, костяной да жильный…
— Пустяки, — говорит, — ведь ты русский человек? Русский человек со всем справится.