Макс Фрай. О любви и смерти

Причастность к мифу может оправдать любую жизнь.

Роза всегда такая была, мечтательная тихоня, самим фактом своего существования провоцирующая окружающих на розыгрыши, насмешки, подвиги и просто хулиганства – ей назло, во имя ее.
Как есть муза.

Царская весна наступает на рассвете, посреди осени, после первых холодных дождей, но до первого снега и продолжается четыре часа; увидеть ее могут только цари, святые и вечные дети, чьими помыслами движет любовь, остальные в эту пору сидят по домам, обуреваемые им самим непонятной тревогой. Всякий раз в начале Царской весны туманы выходят из берегов и текут по земле, их потоки стремительны как речное течение, и могут унести зазевавшегося путника. Потом появляются призраки первоцветов, увядших еще в апреле; они белы как молоко, тянутся к солнцу и пахнут дымом. На деревьях набухают почки и появляется молодая листва, но не зеленая, а желтая и алая, так что несведущие и невнимательные не могут отличить новые листья от старых, уже собравшихся облетать. Каштаны начинают плодоносить яблоками, а вишни – синими стрекозами. Кто найдет и съест яблоко, упавшее с каштана, будет молод еще сорок лет, а кто увидит синюю стрекозу на вишневом дереве, обретет бесстрашие.

Если бы в том январе ты не поехал в Барселону, ничего бы не изменилось. Просто одним путешествием меньше. Все рухнуло гораздо раньше, а когда именно ты обнаружил руины – дело десятое. Поэтому хотя бы сейчас прекращай…

Тома у нас «сова». То есть, не просто засоня, которому не нравится подниматься по будильнику. Он-то поднимется, не вопрос. Только соображать часов до трех пополудни все равно не будет, хоть стреляй. А пика активности он достигает примерно к полуночи, когда все остальные скисают окончательно и бесповоротно. К счастью, к моменту Томиного совершеннолетия человечество успело изобрести ночные клубы и понаоткрывать их где ни попадя, включая наши благословенные края. А то даже не знаю, как бы он выкручивался с работой. Ночным сторожем все-таки очень уж скучно быть – сиди, жди, пока кто-нибудь нападет. Годами! И не факт, что дождешься.

Не каждый день встречаешь человека, который хочет стать сказочным персонажем. Я по таким придуркам очень скучаю. Из моих знакомых даже космонавтом никто быть не хотел. Даже в раннем детстве! А тут вдруг такой человек, совсем дурак, живая душа.

– Воспитанные девочки из хороших семей не употребляют эвфемизмы, детка. А называют вещи своими именами: «Свет мой батюшка, совсем я ***алась».
– ***алась – не то слово….

И вспомнить себя, не просыпаясь – величайшая удача для всякого сновидца…

К ней еще ни разу в жизни не приставали ни психи, ни маньяки, ни какие-нибудь безобидные кришнаиты или, скажем, свидетели Иеговы. Даже настырные городские попрошайки обходили ее стороной, а это уже ни в какие ворота, впору удивляться: «Что со мной не так?»

Я неназойлив. Этого требуют мои служебные инструкции, а я их чту свято.

Кот, котище, котеночек серый мой, сладкий, иди скорее сюда, я тебе все расскажу, потому что с людьми подобное не обсуждают, а если стану молчать, порвусь, как рвется мешок из тонкого полотна, до краев заполненный золотом.

Я была неразумна, когда убежала из дома с первым встречным красавцем, царским сыном, медведицей вскормленным пастухом, золотоглазым, как ты, ласковым, как вечернее море. Я была неразумна как тысяча дур, но знаешь что, кот? Ни один мой разумный поступок до этого дня не дарил столько счастья, сколько этот неосмотрительный глупый побег.

А «интересно» всегда было для нее решающим аргументом. Часто единственным по-настоящему веским.

Ох. То еще искушение. Продаться за глоток коньяка и сигарету. В смысле обменять на них остатки своего душевного равновесия. И последнюю надежду на то, что все-таки не сошел с ума, а просто…

Ладно, договорились. Запомним. Именно так и выглядят добряки: шестиметровые, с рогами и бубном. Предположим. О’кей.