Чтобы писать, нужен хотя бы минимальный интерес к миру; кроме того, нужно верить, что слова могут если не передать мир, то хотя бы коснуться его.
Читал стихи Александра Блока. Ах, эти русские, до чего они мне близки! По складу моя тоска — совершенно славянская. Бог весть из каких степей пришли мои предки! Память о безграничном пространстве, как отрава, растворена у меня в крови.
10
0
10
Каждый считает важным любой пустяк, которым он занят, — каждый, кроме меня. Оттого я и не в силах ничем заняться…
1
1
2
Когда для нас перестают существовать другие, мы перестаём существовать сами для себя.
3
1
4
Малодушие — вот что не дало мне стать собой. У меня не хватило смелости ни жить, ни уйти из жизни. Вечно на полдороге между прозябанием и небытием.
0
1
1
В конечном счёте все мои так называемые «сочинения» — лишь попытки антиутопии.
0
1
1
Часто я просыпаюсь по утрам с таким тяжёлым чувством вины, как будто на мне — тысячи преступлений.
4
1
5
Вечные стихи без слов; громовая тишина внутри. За что я лишён дара Слова? Столько чувствовать — и оставаться бесплодным.
4
1
5
Я думаю глоткой. Мои мысли — если они у меня вообще есть — это вой; они ничего не объясняют, они вопят.
1
1
2
Я чувствую своё ничтожество, но не приниженность. Чувство ничтожества несовместно с приниженностью.
Не принижен тот, в ком есть силы себя ненавидеть.
0
2
2
Самое обманчивое, неверное и фальшивое — это так называемый блестящий ум. По мне уж лучше скучный: у него есть уважение к банальности — бессмертному началу вещей и мыслей.
1
2
3
В автомобильной катастрофе погиб Альбер Камю. Он ушёл, когда уже все, включая, вероятно, его самого, знали: сказать ему больше нечего, и остаётся лишь смириться с утратой своей невероятной, непомерной, иначе говоря — смешной славы. Невыносимая горечь вчера, в одиннадцать вечера, на Мон-парнасе, при известии о его смерти. Замечательный писатель второго ряда, ставший поистине великим, — до такой степени он, осыпанный всевозможными почестями, был свободен ото всего вульгарного.
0
2
2
2
1
3
Сегодня, расписываясь на бланке, я словно впервые увидел свою фамилию, как будто не узнал её. День, год рождения — всё показалось мне непривычным, непостижимым, совершенно не относящимся к моему я. Психиатры называют это чувством отчуждения. Если говорить о лице, то мне часто приходится делать усилие, чтобы понять, кто это, — и с трудом, с неприязнью приладиться к себе.
0
2
2
Это мои речевые изъяны, заикания, манера давиться словами, моё искусство бубнить и особенно мучительный привкус акцента заставили меня столько корпеть над французским стилем и чего-то добиваться в языке, который я ежедневно кромсаю каждым своим словом.
1
1
2