Джон Грин. Черепахи и нет им конца

Смотреть на тебя может любой. Но очень редко встречаешь человека, что видит тот же мир, что и ты.

Жизнь — это история, рассказанная не тобой, а о тебе.

Смотреть на тебя может любой. Но очень редко встречаешь человека, который видит тот же мир, что и ты.

— Больно или нет, не имеет значения.
— Хороший девиз.

Я не обращаю внимания на тревоги. Волноваться — естественно. Жизнь сама по себе тревожна.

Он писал о мыслях именно так, как я их переживала — для меня это был не выбор, а судьба. Не каталог сознания, а нечто противоположное.

Не знаю. Ну вот, я сижу в столовой и начинаю думать о том, как во мне живут все эти штуки, они едят для меня еду, и я, типа, ими всеми являюсь, будто бы я не столько человек, сколько отвратительный пузырь, кишащий бактериями. И я не могу очиститься, понимаете? Потому что грязь пронизывает меня. То есть я не могу найти в глубине себя чистую, незапятнанную часть — ту часть, где должна находиться моя душа. Выходит, что души у меня, наверное, не больше, чем у бактерий.

Если таблетка меняет тебя, твою самую глубокую сущность… это же ненормально, правда? Кто решает, что я такое, — я сама или работники фабрики, выпускающей «Лексапро»? Во мне как будто живет демон, и я хочу его изгнать, однако сама идея сделать это посредством таблеток… Не знаю, она странная. Но я справляюсь и не раз пила лекарство, потому что ненавижу демона.

Одна из трудностей, связанных с болью — физической или психологической, — заключается в том, что мы можем приблизиться к ней только с помощью метафор. Ее нельзя представить, как мы представляем стол или тело. В каком-то смысле, боль — противоположность языка.

И хотя я смеялась вместе с ними, казалось, что я наблюдаю со стороны, будто смотрю фильм о своей жизни вместо того, чтобы жить.

Наверное, мне просто не нравится, что я должна жить внутри тела. Если ты понимаешь, о чем я. Возможно, по сути своей я просто инструмент, который существует, чтобы превращать кислород в углекислый газ. Я — всего лишь организм в этой… бесконечности. И меня в какой-то степени ужасает, что я фактически не контролирую свое так называемое я.

Может, я — просто ложь, которую нашептываю сама себе?

Я была сама себе противна. Омерзительна. Но не могла от себя отстраниться, потому что застряла внутри.

Я знала, о чем он, — у меня мысли путались всю жизнь, я не могла даже додумать их до конца, потому что они приходили не в виде линий, а в виде спутанных клубков, напоминали зыбучий песок или глотающие свет кротовые норы.

Он просто… Наверное, в какой-то момент понимаешь: тот, кто о тебе заботится, — всего лишь человек. Он не всесилен и не может защитить тебя от страданий.