… люди, особенно в молодости считают зазорными не те бессовестные поступки, за которые мы зовём их глупцами, а те добрые и благородные дела, что совершаются ими в минуты раскаяния, хотя только за эти дела и можно называть их разумными.
Трудно представить более «домашнего», всем известного с раннего детства писателя для семейного чтения, чем Даниель Дефо — создатель легендарного Робинзона Крузо! Наблюдать за неутомимым островитянином внуки и правнуки сегодняшнего читателя будут с тем же волнением (шторм, дикари-каннибалы, пираты — дух захватывает), любопытством и даже умилением — очень уж уютная, умиротворенная получается жизнь в палатке, а затем в шалаше, с самодельной мебелью и посудой, в окружении домашних любимцев — собаки, кошек, попугаев.
Робинзон сам доит коз, сажает деревья, выращивает и выпекает хлеб. «О какой бы работе он ни рассказывал в этой книге, он говорит о ней так интересно, что каждому из нас начинает казаться, будто мы сами участвуем в ней» (К. Чуковский).
Ожидание опасности всегда страшнее самой опасности, и ожидание зла в десять тысяч раз хуже самого зла.
… несмотря на всю бедственность и ужас нашего положения, в нём всегда найдётся за что поблагодарить провидение, если мы сравним его с положением ещё более ужасным.
Страх — болезнь, расслабляющая душу, как расслабляет тело физический недуг.
Покидают отчизну в погоне за приключениями, сказал он или те, кому нечего терять, или честолюбцы, жаждущие создать себе высшее положение; пускаясь в предприятия, выходящие из рамок обыденной жизни, они стремятся поправить дела и покрыть славой свое имя; но подобные вещи или мне не по силам или унизительны для меня; мое место — середина, то есть то, что можно назвать высшею ступенью скромного существования, которое, как он убедился на многолетнем опыте, является для нас лучшим в мире, наиболее подходящим для человеческого счастья, избавленным как от нужды и лишений, физического труда и страданий, выпадающих на долю низших классов, так и от роскоши, честолюбия, чванства и зависти высших классов.
С тех пор я часто замечал, до чего нелогична и непоследовательна человеческая природа, особенно в молодости; отвергая соображения, которыми следовало бы руководствоваться в подобных случаях, люди стыдятся не греха, а раскаяния, стыдятся не поступков, за которые их можно по справедливости назвать безумцами, а исправления, за которое только и можно почитать их разумными.
Так во всяком зле можно найти добро, стоит только подумать, что могло случиться и хуже.
Говорю это с целью показать моим читателям, что человеку, постигшему истину, избавление от греха приносит больше счастья, чем избавление от страданий.
Это немое отчаяние было невыносимо, потому что всегда легче излить горе словами или слезами, чем таить его в себе.
Одним словом, природа, опыт и размышление научили меня понимать, что мирские блага ценны для нас лишь в той степени, в какой они способны удовлетворять наши потребности, и что сколько бы мы ни накопили богатств; мы получаем от них удовольствие лишь в той мере, в какой можем использовать их, но не больше.
Все наши сетования по поводу того, чего мы лишены, проистекают, мне кажется, от недостатка благодарности за то, что мы имеем.
Такова уж человеческая натура: мы никогда не видим своего положения в истинном свете, пока не изведаем на опыте положения еще худшего, и никогда не ценим тех благ, которыми обладаем, покуда не лишимся их.