Ничто дозволенное не становилось бы наказуемым, если бы инициаторы запрета не испытывали подавленное желание заняться тем же самым.
Ничто дозволенное не становилось бы наказуемым, если бы инициаторы запрета не испытывали подавленное желание заняться тем же самым.