В ней явно что-то есть, хоть не красавица,
Как тюнингованная BMW,
Такие отставным майорам нравятся,
Но где майору столько взять лавэ?
Вообще сказать была мыслишка,
А как бы нам бы с ней разок…
Но каждый раз – я пьяный слишком,
И ей текила сносит мозг!
Текила-бум!
Ой, текила… текила…
Текила-бум!
Лос бухлос кукарача….
Текила-бум!
Что же ты натворила…
Текила-бум!
Пропустите женщину на карачках!
Она заложница эмансипации,
На ней бедняге целый воз проблем.
Попала в ножницы цивилизации,
Кто был никем, те стали сразу всем.
И ей по-бабски выть охота,
От непростых мужицких дум.
Но мы вдвоем, уже суббота,
И в баре есть текила-бум!
Текила-бум! Бум! Текила-бум! Бум!
Не тормози, родная, пей со мной!
Текила-бум! Бум! Текила-бум! Бум!
Какая ж ты дурная, Боже ж мой!
Сегодня пятница – пора расслабиться,
Не зря Господь придумал выходной.
Пойду, напьюсь в кабак с подружкой-пьяницей,
Мы накрываемся одной волной…
Она, вообще-то, бизнес-вумен,
И упакована как ГУМ,
Я нужен ей не для бэдрума,
А чтоб вонзить текилу-бум!
Мы сильные, мы бравые,
У нас торпеды ржавые,
Не трогай нас, и дольше проживёшь!
Запущены реакторы
И вопреки всем факторам
Подлодка режет океан как нож.
Тревога относительна,
Но паритет сомнителен,
И мы готовы за свою страну,
Послать к едрёной матери любого, кто в фарватере
Мешает нам прорваться в глубину.
Как кильки утрамбованы,
В наш корпус бронированный,
Сто выдохов и вдохов в унисон.
Подводное монашество —
Мы молим Бога нашего:
«Остави нас во здравии Кессон!»
Мы вытянем, мы справимся,
Пройдём и не подставимся,
Через глубины, через — «не могу»,
Чтоб не досталось ворогу
Всё то, что было дорого
Нам на родном, далёком берегу.
Чтоб не досталось ворогу
Всё то, что было дорого
Нам на таком далёком берегу.
Бабушкины сказки про любовь и отвагу,
Где добро и правда белый свет берегут,
Дедовы медали за Берлин и за Прагу,
И весенний праздничный салют.
Знаю, что все вместе мы — народ,
И счастье моё летит, и радость моя поёт.
Время равнодушное пройдет по округе,
Вычеркнув родные для меня адреса,
Мы познаем прибыль и расчет, но друг в друге
Перестанем видеть небеса.
Нынче всё не так, нынче стало жить как-то сытно затейливо.
В душах полумрак хочет потушить в них лампаду последнюю.
Но, пока я живу и верю,
Этот свет озарит, согреет
Даже перед бездной на краю.
Сколько на веку повидала Русь лютых нехристей, ворогов,
Сколько раз налетали стаями чёрные вороны.
И дымился закат кровавый
На мечах палачей стоглавых,
На потеху демонам войны.
Сколько было склок, сколько было слов в оправдание трусости,
Сколько в деревнях горевало вдов из-за подлости, глупости.
Но сходил Святый Дух в земное
И вставали полки стеною,
Чтобы веру русскую спасти.
На этом «скоке» — я сорвал не малый куш,
И лёг на дно, покуда не утихнет «шухер» ,
И заповедная, не пуганная глушь,
Меня узнала, как геолога Андрюху.
Провинциальная, текучая тоска,
Меня опутывала, словно паутина,
И чтоб развеяться от этого слегка,
Я познакомился с буфетчицею Ниной,
Ах, Нина, Ниночка — ошибочка моя,
Вы там в начальниках, а я сижу на «киче»,
Но я простил Вас и обиды не тая,
От всей души желаю счастья в жизни личной.
И как-то раз, замлев от баньки и любви,
С душой сверкающей, как новые калоши,
Как говорил один мой кореш: «Се-ля-ви»,
Я ей сказал, кто я и где зарыты гроши.
На утро граждане, в коротких пиджаках,
Мне предъявили государственные ксивы,
И я с манжетами, стальными на руках,
Годков на пять, простился с вольною Россией.
Судьба моя — змеюка подколодная,
Ужалит в тот момент, когда её не ждёшь.
Хоть я играл краплёною колодою,
Пропал, ей-Богу, не за грош.
Ах, Нина, Ниночка, колечки, кружева,
Глаза, как северное, дымчатое небо,
На людях кроткая, как верная жена,
А по ночам, как расшалившаяся ведьма.
Я приехал порыбачить
На Серёгину на дачу,
На подлещика в июле самый клёв.
Рыбу манкою повадил,
На мели садки приладил,
И заснул под ожидаемый улов.
А рыба стала нынче ушлой,
Жадной, хитрой, непослушной,
На крючки её вовек не подсечёшь,
Но к моей ядрёной каше
На обойном клее нашем
Так пристанет, что зубилом не собьёшь.