Когда-то у нас было время — теперь у нас есть дела,
Доказывать что сильный жрет слабых,
Доказывать что сажа бела,
Мы все потеряли что-то, на этой безумной войне,
Кстати, где твои крылья? Которые нравились мне.
Тонкая длинная черная тварь
прилипла к моим ногам.
Она ненавидит свет,
но без света ее нет.
Сзади идет ледник, следом несет волну.
Последние птицы, последний крик лета.
Крылья перепелки в лапах орла.
Спрячь клюв, спрячь под крыло,
А ну-ка спрячь.
Эскимосские танки входят в города
Глыбами льда на дымящихся башнях.
Глыбами льда на дымящихся башнях
Белый медведь и стальная звезда.
Спрячь клюв, спрячь клюв.
Старые церкви — непролазная грязь,
Красный колпак — не африканский джаз.
Надо спуститься где-то, выпить воды,
Среди камышей на болотах седых острых копыт,
Острых копыт.
Перелет, перелет от вечной зимы,
Идущей по пятам, идущей по пятам.
Перелет, перелет в монгольскую степь.
Монгольская степь, монгольская степь.
Сзади идет зима, сзади идет ледник.
Родиться юным и стареть за миг.
Больше нигде таких мудрых детей,
Больше нигде таких безустальных крыльев,
Нет нигде…
Зачем делать сложным,
То, что проще простого?
Ты – моя женщина,
Я – твой мужчина.
Если надо причину,
То это причина.
Хвать — летит над полем семя.
Здравствуй, нынешнее племя.
Хлоп — стучит горох об стену,
Оп — мы вырастили смену.
Нас теперь не сваришь в каше,
Сталью стали мышцы наши.
Тренируйся лбом об стену,
Вырастим крутую смену.
Обращайтесь гири в камни,
Камни обращайтесь в стены.
Стены ограждают поле,
В поле зреет урожай.
Зерна отольются в пули,
Пули отольются в гири.
Таким ударным инструментом
Мы пробьем все стены в мире.
Нас выращивали дённо, мы гороховые зерна.
Нас теперь собрали вместе, можно брать и можно есть.
Но знайте и запоминайте, мы ребята не зазнайки.
Нас растят и нас же сушат, для того, чтоб только кушать.
Нас выращивают смены, для того, чтоб бить об стену.
Вас обваривали в супе, съели вас — теперь вы трупы.
Ну! Разденься!
Выйди на улицу голой
И я подавлю свою ревность,
Если так нужно для дела,
Разденься!
Хей!
Одинокая птица,
Ты паришь высоко:
В антрацитовом небе
Безлунных ночей.
Когда умолкнут все песни,
Которых я не знаю,
В терпком воздухе крикнет
Последний мой бумажный пароход.