Для Пушкина целое не подлежит разъятию – его стереоскопическое зрение видит всю форму, а с нею – и ее смысл. Научная же методология должна обязательно рассмотреть объект под микроскопом, а еще лучше разломить Целое на куски – с тем, чтобы попытаться уловить, связывавшую их в Единое, закономерность. Но гуманитарные понятия не камни на дороге, о которые можно споткнуться или разбить большой палец, – они не обозначают ничего существующего «предметно», в реальной отдельности, без «субъективности» человека, и потому их «разъятие на части» – в отличие от упёртости естествознания – априори никакой «новой связи» не выявляет и активность гуманитарии в этом смысле – это что-то из репертуара «плясок святого Витта», да еще и со скальпелем в руках – с явным «упасибожным» намерением посечь воздух на куски. Т. е., наукообразность гуманитарных отраслей – это не достижение современной строгой мысли, это ее порок.
Главный парадокс эфемерной летучести Смысла как раз-таки не в том, что он в чистом виде не может быть рационально разрешен, а в том – что ОН ЕСТЬ! Он – «есть», если мы «принимаем жизнь», если она априори – «добро», если мы «по рождению» благодарно-благородны за то, что «есмь Я». Его – «нет», если мы исходим из «отражения» взаимодействующих форм (как в «живой» и «неживой» Природе), если у Сознания выискиваем «естественные хвосты», если наша собственная «неповторимая» Субъективность – на пупковой привязи у в реальности Несуществующего: «прошлого» или «будущего». Мы «имеем смысл» – и именно Личностный Смысл – в жизни докуда, пока видим в ней «свою перспективу» – т. е. возможность наиболее полной самореализации. Именно на ее основе только и может взрасти подлинное «чувство собственного достоинства» – а с ним и обретение «морального императива» противопоставления Себя – смерти. И только Творчество – та «нескончаемая идея», которой «отвечает» и которую индуцирует Смысл.