Домовой

— А что, всю жизнь быть одному, как ты?
— Люди всегда одни, и больше всего они ненавидят тех, кто рядом.

Если ты не уничтожил себя сам, тебя обязательно уничтожит кто-то другой. Вариантов нет.

Он лежал на асфальте, а его правая рука обернулась ладонью вверх. Как если бы убитый перед смертью решил обратиться к небу за подаянием. Последним что он почувствовал, были капли дождевой влаги на лице. Одна попала в рот и он ощутил ее вкус. Пронзительный вкус сырости и детства…

— А знаешь, чем птички на людей похожи?
— Чем?
— Слетаются туда, где корм.

Он упал. Я бил его рукоятью пистолета, и чувствовал только одно — удовлетворение. Он кричал и пытался закрыться руками, он упал, но я продолжал бить. Я могу сделать с ним всё, что угодно. Вика тоже что-то кричала… Я не обращал на неё внимания. Вдруг я понял, как хочу умереть. Хочу умереть в тот момент, когда пойму свою полную силу. Умереть не писателем. Не — старым известным человеком, который дает автографы. Я хочу умереть в драке. В той драке, в которой побеждаю.

— Вот они, твои люди: пацаны зарезали друга из-за велика. Вот еще неплохо: студентка сына новорожденного в мусоропровод спустила. О, а это как тебе? Отец дочь годами насиловал, а мать знала – и молчала. Ты лучше расскажи, как можно собственного сына в «дурку» сдать?
— Рот закрой.
— Что ж ты про это не пишешь? Ты же это прочувствовал.
— Я… Я просто много пил. Раньше. Паша родился с сильными нарушениями. Я… Жена сразу отказалась и ушла. Я… Я забрал его домой. Я… Думал, что справлюсь. Я тогда первую книгу заканчивал. Он, видимо… Ему больно было. Он все время кричал. А я не могу, чтобы рядом кто-то находился, когда я… Все эти таблетки, эти лекарства, уже ничего не помогало. Я его люблю, но просто мне… Мне стыдно. А в интернате… Там уход, там врачи. Ему там лучше. Я просто решил, что ему там лучше будет.
— Так тебе лучше. Никого ты не любишь, писатель. Все такие.

Каждый шаг, каждый поступок, даже самый продуманный, может оказаться неверным. Как бы то ни было – это лучше, чем стоять на месте.