Павел Белобрысов

Всё чаще и чаще в ночной тиши
вдруг начинаю рыдать.
Ведь даже крупицу богатств души
уже невозможно отдать.
И пусть.
Сквозь людскую лавину
я пройду непохожий, один,
как будто кусок рубина,
сверкающий между льдин.
Не-бо!
Хочу сиять я;
ночью мне разреши
на бархате чёрного платья
рассыпать алмазы души.
Небо!
Не знаю что делаю…
Мне бы карающий нож!
Видишь, как кто-то на белое
выплеснул чёрную ложь.
Видишь, как вечера тьма
жуёт окровавленный стяг…
И жизнь страшна как тюрьма,
воздвигнутая на костях!
Падаю!
Падаю!
Падаю!
Вам оставляю — лысеть.
Не стану питаться падалью —
как все.
Не стану
кишкам на потребу
плоды на могилах срезать.
Не нужно мне вашего хлеба,
замешанного на слезах.
И падаю, и взлетаю
в полубреду,
в полусне.
И чувствую, как расцветает
человеческое
во мне.

1
6
0
0
0

— И вот на это ты тратишь свою жизнь?
— Ну, плюс — минус — да.
— Не кажется, что это немножко глупо, что ли? Ну как-то ограничивает? Как насчёт того, чтобы принести в этот мир что-нибудь настоящее?
— Да не нужны мы миру. Никто никому не нужен. Каждый сам по себе. Ничего нет. Мы просто пассажиры, у кого-то остановка раньше, у кого-то позже.

1
5
0
0
0