Я вам ручаюсь словом чести,
Что в этой внутренней войне
И я на правой стороне,
С моими родичами вместе.
И, чтобы не дерзал отныне
Сьюдад-Реаль служить врагу,
Я грозной молнией сожгу
Его могучие твердыни.
Не скажет ни чужой, ни свой,
На мой незрелый возраст глядя,
Что в день, когда угас мой дядя,
Угас и пыл мой боевой.
— Ну что же, — промолвил Магистр, — пора нам подумать о твоём будущем, Лира.
При этих словах она вздрогнула. Потом собралась с духом и выпрямилась.
— Всё время, пока меня не было, — заговорила она, — я про это не думала. Я всегда думала о том, что делалось вокруг, о настоящем. Много раз мне чудилось, что у меня вовсе нет будущего. Но теперь… Вдруг оказалось, что передо мной целая жизнь, но нет… нет никакого представления о том, что с ней делать, — это всё равно что иметь алетиометр и не знать, как с ним обращаться.
Насколько я понимаю, Святая церковь учит, что есть два мира: тот, который мы видим, слышим и осязаем, и другой, неземной — мир рая и ада. Барнард и Стокс были… Как бы это выразиться… Теологи-отступники, утверждавшие, что существуют множество других миров, подобных нашему, — не ад и не рай, а материальные и грешные миры. Они рядом, но невидимы и недоступны. Святая церковь, естественно, осудила эту мерзкую ересь. Барнарда и Стокса заставили замолчать.
Вопрос стоял так: что хуже — такого рода действия с нашей стороны или последствия бездействия.
… ведь для смертного жизни хотеть,
если Бог его смерти желает, —
безумье.