— Выставила, значит, Костю.
— Ну что ты, Коля. Он сам предложил, честное слово.
— Вот смешно: в его комнате чужое счастье живет.
— Может, и у него образуется.
— А что ты знаешь о борьбе колониальных народов?
— Индия, и другие тоже страны… Прежде с них соки тянули, а теперь они хотят жить по-своему.
— У-у-у, ну, теперь держись, мировой капитализм, — сама Катька на бой вышла!
— Ну и вышла! На тебя надеяться, что ли?!
— Когда в ремесленном была, белье продала… на босоножки. И еще простыню. Мы с ребятами на те деньги в кино ходили, мороженое ели.
— Это к делу не относится. То мороженое растаяло давно.
— Нет, относится. Может, в моей жизни это самое большое пятно.
— Я готова.
— Светофор!
— Чего?
— Я говорю: для Южной Америки — вполне подходяще.
— Чего-чего?
— Природа там разноцветная — пальмы, зебры, кенгуру…
— А ну сматывайся отсюда! Сматывайся отсюда.
— Уж и пошутить нельзя.
— Давай топай отсюда, академик, пока цел!
— Да ведь я…
— Жену себе заведи, с ней и шути, ей про зебров рассказывай!
— Ну что зонтик, у меня для вас другие дары есть.
— Это какие же?
— Вечер, например, вот этот могу подарить. Речку бурную. Сеть особую, чтобы звезды ловить. А заря взойдет — тоже ваша будет.
— Чудной какой.
— Я не чудной, я заколдованный.
— Красиво живете. Сотню дукатов выбросили! Может, карету подать? Принцессе карету! Я говорю, чтобы ножки вечерней росой не замочили.
— Ничего, я с детства босиком привыкшая. Короли все очень даже удивляются.
— Это точно. По всей загранице слух прошел: принцесса — и босиком ходит! Никакие драгоценные дары не берет, кроме этого… портвейна.