Ралф Уолдо Эмерсон - цитаты из книг автора

Толпа – это сборище людей, добровольно отказывающихся подчиняться разуму и поступающих вопреки его требованиям. Толпа – это человек, добровольно опустившийся до уровня животного.

Истина прекраснее, чем поддельная любовь.

«Любишь ли ты меня?» — значит: «Видишь ли ты ту же истину, что и я?» Если да, — мы счастливы одинаковым счастием. Но вот один из нас доходит до умозрения новой истины, — и мы расходимся, и никакие силы в мире не могут удержать тогда одного возле другого.

Никто не может познать то, что он ещё не приготовлен познать, как бы близко ни находился предмет от его глаз. Химик может безопасно сообщить плотнику свои самые драгоценные открытия, которые он ни за что на свете не поведает другому химику. Плотник от них не поумнеет и не разбогатеет.
Наш глаз устроен так, что он не заметит предметов, стоящих перед ним, пока ум ещё не приготовлен к их восприятию. Но когда мы их увидим, нам покажется сном всё то время, в которое мы их не видали. То же правило тесно связано и с обучением всякого рода. Человек поучает фактами, никак не иначе. Если он имеет дар сообщать, пускай поучает, только не словами. Наставление ничтожно до того часа, когда ученик дорастет до вас и будет в состоянии усвоить себе ваши начала. Тогда-то совершается истинное сообщение, и уже никакие жалкие случайности, никакое дурное товарищество не лишат вполне вашего ученика умственных и нравственных благодеяний, полученных от вас. В этом состоит воспитание. Прочие же уроки входят в одно ухо и выходят в другое.

Человек, в котором преобладает любовь к спокойствию, примет первое вероисповедание, первую философию, первую политическую партию, попавшуюся ему под руку. Большею частью всё это переходит к нему по наследству от отца. И ему достаётся покой, приволье, доброе имя. Но для истины от затворил дверь. Напротив того, тот, в ком первенствует любовь к истине, избегает якорных стоянок, а пускается в открытое море. Он оберегает себя от всякого одностороннего доктринерства, принимая к сведению и противоречащие опровержения. Он подвергается всем напорам сомнений, всем смутам неустановившихся мнений. Но он кандидат истины и почитатель высочайших законов своего бытия.

Чем возвышеннее образ дружбы, который мы носим в душе своей, тем труднее его олицетворение в плоти и в крови. Мы очень одиноки в этом мире. Друзья, призываемые нами, желаемые нами, что они? Не мечта, не сказка ли? Нет. Вдохновенная надежда ободряет верное сердце предсказанием, что там, в безграничных пределах вечности, есть души, живые, деятельные, чувствующие, которые могут полюбить нас, которых будем любить мы.

Ибо для меня священным могут быть лишь одни законы — те, которые диктует мне моя природа.

Если же ты подчиняешься обычаям, утратившим в твоих глазах смысл, ты поступаешь неверно прежде всего потому, что тем самым впустую растрачиваешь отпущенные тебе силы. Ты теряешь время и позволяешь стереться своеобразным чертам твоего характера.
Если я знаю, к какой партии ты принадлежишь, мне наперед известно любое твое суждение. Вот священник возвещает, что свою проповедь он посвятит доказательству необходимости того или иного церковного института. Да разве я не знаю еще до того, как он заговорит, что нет ни малейшей надежды услышать от него хоть одно-единственное новое, небанальное слово?

Человек — существо боязливое, вечно оправдывающееся; он больше не осмеливается сказать «я думаю» и «я убежден», но прикрывается авторитетом какого-нибудь святого или знаменитого мудреца.

Никто не вселит в твою душу мира, кроме тебя самого. Ничто не вселит в душу твою мира, кроме полной победы твоих принципов.

Добро и зло — не более чем пустые слова, которые не составит ни малейшего труда приложить к чему угодно; правильно только то, что отвечает моему складу, неверно — все, что ему противно.

Общество не любит правды и творчества; оно предпочитает им ничего не значащие слова и условности.

В каждой работе гения мы узнаем наши собственные, отвергнутые мысли; они возвращаются к нам с удивительным, чужим величием.