Константин Костин. Зверь

— Меньше, чем за миллион — ни-ни.
— Ладушки, миллион.
— Не рублей.
— Естественно, не рублей.
— Э-э… когда приехать, командир?
— Завтра утром.
— Есть, товарищ майор! Разрешите приступать?

0
2
2

— Устроили засаду, и ночью увидели, как огромная черная собака залазит в курятник, а вылазит оттуда с курой в зубах. Шмальнули по ней из трехлинейки, лапу перебили. Ну, собака куру бросила и огородами ушла. А на следующее утро бабка, вдова кулака, еще во времена гражданской расстрелянного, с забинтованной рукой появилась. Типа, дрова рубила, и порезалась. Ну про нее и так знали, что ведьма. Так что порешили ее — и все. Самое интересное — куры-то пропадать перестали!
— Весомый аргумент! Да подохла та собака где-нибудь, вот и все.
— А лапа?
— Ну, не повезло бабке, куда деваться? Совпало неудачно, вот и все.
— Но куры-то пропадать перестали!

2
0
2

В бинокль я насчитал пару десятков человек, занятых повседневными делами, коими занимается любое преступное сообщество в промежутках между своими антиобщественными деяниями: кто-то подметал площадку, кто-то ремонтировал грузовик.

2
0
2

— Спасибо, Паша! С меня коньяк!
— Ты, Женька, это… лучше хотя бы одного пилота живым возьми. Если, конечно, тебе они встретятся. Ну, случайно, понимаешь?
— Э-э-э… Паша, понимаешь какое дело… их звери дикие слопали. Обоих.
— Звери, говоришь. Ладно, тогда — коньяк.

-1
2
1

Страх, как я считаю — нормальное человеческое чувство. Я бы соврал, сказав, что самому ни разу в жизни не было страшно. Было, еще как было, и было ни раз. И в многочисленных боях, когда пули свистели в считанных сантиметрах от виска. И тогда, когда Маркин показывал фигуры высшего пилотажа на разваливающемся «Москвиче» со мной в качестве балласта. А когда впервые с парашютом спрыгнул — жутко было до усрачки. Прямо, как сейчас.

-1
3
2