Единственный момент, когда мужчина может проявить креативность, покупая девушке цветы — это когда у него не хватает денег на готовый букет.
Моя мать медицинский работник. И все мамины подруги врачи. И если к нормальным людям приходили мамины подруги и приносили конфеты, пили чай, то ко мне приходили мамины подруги, приносили фонендоскопы и слушали меня.
Когда люди говорят «мы расстались», это полное враньё. В расставании нет никаких «мы». Всегда один бросает другого. И знаете, как узнать, кого из пары бросили? Бросили того, который говорит «мы расстались».
Раньше я жил с родителями, что не очень хорошо отражается на моих бытовых навыках. Например, я вообще не умею готовить. И я в этом не виноват, потому что меня никто этому не учил. Даже в школе на уроках труда готовить учили девочек. Мальчиков учили делать табуретки. И вам не кажется, что умение готовить еду немного неравноценно умению делать табуретки? Хотеть есть и хотеть сесть — немного разные потребности.
Я рос в бедной семье и родители учили меня быть скромным. Просто в бедной семье тяжело учить ребёнка быть нескромным. Никогда не встретишь такого бедного высокомерного ребёнка, который будет говорить: «Кроссовочки мои новые видел? Не видел? Потому что их нет!»
Единственное, что я должен делать в воспитании своей дочери — это защищать её от всякого рода дебилов. И я чётко знаю, как защищать её от подобного рода «женихов». К примеру, я пересмотрю с ней все фильмы, чтобы если однажды какой-то умник пригласит её к себе домой и скажет: «Приходи сегодня, посмотрим какой-нибудь интересный фильм», моя девочка сразу сказала: «А я видела все интересные фильмы. Я даже все не интересные фильмы видела. Мой отец вообще как заведённый с восьми месяцев мне фильмы показывает. Сербские тяжелее всего шли».
В 24 года нас не устраивает обычное удовольствие, которое нам приносит секс. Нам его нужно постоянно усиливать, поэтому у нас всегда какие-то игры в постели, мы связываем друг друга… Сейчас в 30 лет для меня такие игры опасны. Я обычный житель мегаполиса. У меня усталость, депрессия, недосып. Я свяжу свою жену, усну потом не дай Бог!
Кстати, откуда это стремление родителей максимально на пляже раздеть своих детей? Откуда вот это: «Снимите ему плавочки. Пусть он голенький побегает!» Просто я считаю, что побегать голеньким — это должен быть осознанный выбор пьяного человека.
Выбирая фитнес-центр, естественно, искал рядом с домом. Потому что я считаю, что одышка должна появляться на тренировках, а не по дороге к ним.
Рыжеволосым трудно всю свою жизнь. Вспомните, у кого-нибудь было хотя бы два рыжих в классе? Парочка, чтобы держались вместе. Нет, рыжеволосых разбивали по параллелям. По одному «убийце деда» в каждый класс — всё!
Я так воспитан, что я считаю, что женщин бить нельзя. Я полностью поддерживаю эту политику. Но, парни, согласитесь, бывают такие ситуации, когда хотелось бы щёлкнуть девушке. И, девушки, согласитесь, бывают такие моменты, когда вы стоите и думаете: «Фух, слава Богу, нас нельзя бить!»
Говорят, что в тридцать лет у мужика наступает кризис среднего возраста. Когда мне стукнуло тридцать лет, вообще ничего не было. Никакого кризиса. Просто полгода просидел дома. Пересматривал старые фотографии, послушал Мэрайя Кэри… Разве это кризис? Это так, ностальгия.
Не секрет, что многие молодые люди не уступают пожилым людям место в транспорте. Я всегда уступаю место. И когда ты уступаешь место, например, бабушке, то попадаются бабушки, которые говорят: «Ой, не надо! Не вставайте, не надо!» И в твою обязанность входит уговорить бабушку сесть. Выходит, что женщин надо в любом возрасте уламывать?
— Бабушка, садитесь!
— Ой, не надо, не надо!
— Я понимаю, Вы не такая…
В старости меня пугает то, что я реально не видел ни одного деда, который бы выглядел лучше, чем бабка. Замечали, что если едет пожилая пара, то дед сидит, а бабка стоит? Когда в вагон заходят дедушки, бабушки уступают им место. Я даже видел одну бабушку, которая притворялась спящей, чтобы не уступать деду место.
Непонятно, зачем в аптеках витрины. Неужели кто-то приходит в аптеку, чтобы что-то себе выбрать? Ты не встретишь ни одного человека в аптеке, который приходил бы в поисках чего-нибудь эдакого новенького.