Чем больше у человека вещей, тем сильнее, очевидно, его жажда обладать ими.
В дни печали знакомые вещи, которые остались неизменными, могут стать утешительным ориентиром.
Никогда я еще не чувствовал так роскошь этого великолепного зала с его античным полом, резными деревянными панелями и бронзовыми украшениями — насмешка вещей впервые бросилась мне в глаза.
– Зачем тебе эта штуковина, Макс? Готовишься к переезду, обрастаешь хозяйством? Почто обобрал моего соседа, признавайся!
– Вы будете смеяться… Да вы уже и так смеетесь, Магистры с вами! Но вы же сами видели, как она боится. Я просто не мог оставить ее там.
– Коробочку?! Ты имеешь в виду коробочку?
– Да, коробочку. Какая разница? Я чувствовал ее страх, я видел, как она пыталась укатиться… Но если вещи умеют помнить прошлое, значит, они его как-то воспринимают. Значит, они живут своей непостижимой жизнью, так ведь? В таком случае какая разница, кого спасать: коробочку или прекрасную даму…
– Дело вкуса, конечно! Ну и воображение у тебя, парень! Молодец! Сколько живу на свете, но в героическом спасении коробочки я еще не участвовал!
В каком бы положении ты ни находилась в то время, когда будешь читать эти строки, написанные вдали от тебя мною, равнодушно относящимся к своей собственной судьбе, но занятым твоей участью, подумай, что все, чем ты располагаешь, непрочно…
Я появился в Лос-Анджелесе с 500 долларами и рюкзаком. Я сам зарабатывал на каждую вещь, что я имею.
I showed up in LA with $500 and a backpack and I stayed at a shelter, so nobody handed me anything. I worked for every single thing that I have.
Если обращать на вещи внимание, то начинаешь замечать их.
Сохрани вещь семь лет, и ты найдёшь ей применение.
Keep a thing seven years and you will find a use for it.
Размахивать саблей и сражаться – две разные вещи.
It’s one thing to flourish and another to fight.
Кавалаанцы верят, что человек — это сумма всех его имён, и у них имена значат очень много. На других планетах тоже, но кавалаанцы знают в этом толк больше других. Вещь без имени не существует. Если она существует, она должна быть названа. И наоборот, если дать имя вещи, то где-нибудь, на каком-нибудь уровне она появится, будет существовать.
— Это моя жилетка?!
— Я думал, мы решили, что она вам мала.
— Дайте её мне!
— Мы договорились, она…
— Я передумал.
When we were young souls
On the junk-yard
Now we are stunned minds
Full of junk-goods.
But I feel your heartbeat
Just like mine
I feel your heartbeat
All the time.
Будучи молодыми,
Мы проводили время на свалке,
А сейчас наши головы забиты тем,
Что у нас полно всяких ненужных вещей.
Но я ощущаю твоё сердцебиение
Так же, как и своё.
Я постоянно ощущаю,
Как бьётся твоё сердце.
Создается впечатление, что это не вещи для нас, а мы для вещей, и как страшный символ огромной ценности вещей и дешевизны человеческой жизни, и придумана эта «гуманная бомба», которая уничтожает все живое и оставляет нетронутыми вещи.
Создается впечатление, что это не вещи для нас, а мы для вещей, и как страшный символ огромной ценности вещей и дешевизны человеческой жизни, и придумана эта «гуманная бомба», которая уничтожает все живое и оставляет нетронутыми вещи.